же успешен, как и сейчас. А она? Нет. Его карьера её вполне бы устроила. Творческим людям свойственна определённая доза лености, этакое движение линией меньшего сопротивления. Скорее всего, она бы работала в каком-нибудь московском театре, иногда снималась бы в кино, и это, пожалуй, было бы всё. Без взлётов и падений! Звёзд бы с неба не хватала.
«Со звёзд больно падать, – улыбнулась она пришедшей ей в голову мысли, – звёзды – высоко».
И она вдруг задумалась, нужны ли ей вообще были эти звёзды и весь тот долгий тернистый путь к ним. Она внезапно встала и подошла к своему книжному шкафу. На верхней полке, выстроенные в ряд, стояли сборники её стихов вперемежку с прозой. Она открыла дверцу и провела рукой по корешкам. От книг исходило тепло. Или ей это показалось? Она вновь притронулась к ним. Сомнений быть не могло: книги жили своей собственной особой жизнью и давали жизнь другим, отчаянно нуждающимся в ней. Это была совсем иная жизнь, духовная.
«Всё правильно, – подумала она, – КТО-ТО тогда очень хорошо знал, что делает. ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. У каждого из нас своё предназначение. Мы не принадлежим себе, сколько бы мы этого ни хотели».
И ей вдруг вспомнилась фраза из прекрасного романа «Вся королевская рать»: ВСЕ МЫ – ПЕСЧИНКИ В ПРИБОЕ ИМПЕРИИ.
«Нет, – подумала она, бережно возвращая письма в большой, видавший виды конверт, – ПЕСЧИНКИ В ПРИБОЕ ВЕЧНОСТИ. Это будет точнее».
Ризотто
Мне не хватает тебя… Очень… Всё ещё не хватает. Каждый раз я вздрагиваю, если вдруг в девять утра раздаётся телефонный звонок, бегу к телефону, судорожно срываю трубку, но это опять не ты, не ты… Девять… Это было наше время, время, когда мы с тобой созванивались…
Я могла сказать тебе абсолютно всё, и я это делала постоянно, невыносимо эгоистично, нисколько не вникая в твои проблемы, не интересуясь твоими делами…
Та удивительная лёгкость в общении с тобой… Та твоя изящная скрытность…
Эх, Зденка, Зденка! Даже эта страшная болезнь тебя нисколько не изменила. Ты по-прежнему выслушивала меня с тем же самым терпеливым вниманием, по-прежнему утешала и советовала.
Тебя утешать было некому, хотя друзей у тебя было хоть отбавляй! Мало кто в Загребе мог похвастаться таким кругом общения. Попасть в дом Зденки Бернарди было пределом мечтаний многих, но ты принимала у себя только избранных, людей, близких тебе по духу: художников, писателей, режиссёров… Вся наша загребская творческая элита была твоей свитой, свитой императрицы Зденки.
Я попала в твой дом совершенно случайно. Это было непосредственно после смерти твоего мужа, выдающегося архитектора. Меня привела к тебе твоя близкая подруга, и ты тут же дала мне прозвище «Котёнок». Так ты будешь называть меня все долгие годы нашей дружбы. Я была самой молодой среди твоих царедворцев, ты годилась мне в матери.
Твоя любознательность (нет, не любопытство, а именно любознательность), твой обострённый интерес ко всему происходящему вокруг, а прежде всего к событиям культурной жизни, навсегда останется для меня
