вдруг мамин голос. – Я же знаю, что ты не спишь.
Я разлепила веки. Надо мной склонилось мамино лицо. Мама держала меня за плечи, легонько встряхивая.
– Что случилось? – Я рывком села в постели.
– А то, сонная тетеря, что ты в школу опаздываешь. Давай пошевеливайся.
Мама отпустила меня, встала и раздвинула занавеску в дверном проеме.
– И не забудь зубы почистить! – донесся ее голос уже из коридора.
За завтраком я пыталась вспомнить, что же кричала во сне. Все казалось таким реальным: незнакомец, эти голоса. Не говорила ли я вслух? Спросить маму я не смела, поэтому ела молча. Только сунула в рот третью ложку хлопьев, как тут случилось нечто ужасное.
Мама, как обычно, возилась рядом, разбирая огромную кипу бумаг, сваленных позади миксера.
– Куда же он делся? – бубнила она.
– Что ты на этот раз посеяла?
– Да список покупок. Я помню, что положила его вот сюда. – Мама склонилась над бумагами. – А, вот же он!
Подняв взгляд, я с ужасом увидела у нее в руках листок бумаги. То есть не просто листок, а ТОТ САМЫЙ ЛИСТ РОСКОШНОЙ ЛИЛОВОЙ БУМАГИ!
– Не-е-ет! – завопила я так, что хлопья полетели изо рта.
Вскочив, я бросилась к маме, собираясь выхватить у нее листок. Слишком поздно: она уже развернула его. Близоруко прищурившись, пробежалась глазами по строчкам.
– Нет, это не то, – пробормотала мама, складывая лист.
Дыхание у меня перехватило, и я с трудом проглотила остатки хлопьев.
– Погоди-ка, там же мое имя!
– Нет-нет, это вовсе не твое имя, мам. Это… это имя одной моей подруги. – Я попыталась вырвать у нее бумажку, но мама не обратила на меня внимания.
– Куда подевались мои очки?
Очки, разумеется, как всегда, висели у нее на шее.
– Давай я тебе прочитаю, – предложила я тоном самой заботливой из дочерей.
Однако мама уже нащупала свои очки, нацепила их на нос и внимательно изучила записку. Я попятилась было к выходу, но мама уже глядела на меня в упор.
– Эмили!
– Что?
Мама сняла очки и помахала листком у меня перед носом.
– Ничего не хочешь мне объяснить?
– Ну, значит… Хм… Можно взглянуть?
И я уставилась на листок, всей душой надеясь, что выражение моего лица говорит: «Что же это за бумажонка? Никогда прежде ее не видела, но так уж и быть, посмотрю».
Мама молчала, а я продолжала глупо таращиться, делая вид, что читаю, лишь бы не встречаться с ней глазами. Меня ждал заслуженный нагоняй.
Действительность оказалась еще хуже. Мама отложила злосчастный листок, взяла меня за подбородок, приподняла мою голову и произнесла:
– Я тебя понимаю, Эмили. Я все знаю.
– Знаешь? – в ужасе взвизгнула я.
– Во сне ты бормотала, что не уродка. Я должна была догадаться.
– Должна?
