style="font-size:15px;"> – Увидим. Завтра. А теперь пойду-ка я спать. Какой смысл повторять одни и те же доводы… и попусту расстраивать друг друга? Мне этого совсем не хочется, Алек. Ничего хорошего это не принесет.
Она повернулась и пошла к двери, даже не попросив поцеловать ее на ночь.
– Маргрета!
– Да, Алек?
– Вернись и поцелуй меня.
– А зачем, Алек? Ты же женатый человек.
– Гм… Ну, ради Бога… ведь поцелуй еще не измена.
Она грустно покачала головой:
– Знаешь ли, Алек, есть разные поцелуи. Я бы не целовала тебя так, как целовала раньше, если бы не была готова с радостью заняться любовью. Для меня это счастливое и вполне невинное занятие… а для тебя – измена. Ты даже напомнил мне, что сказал Христос женщине, уличенной в прелюбодеянии. А я не грешила… и не собираюсь вовлекать тебя во грех. – Она снова повернулась к выходу.
– Маргрета!
– Да, Алек?
– Ты спрашивала, не собираюсь ли я снова пригласить тебя зайти ко мне попозже. Так вот, я прошу. Сегодня. Ты придешь ко мне попозже?
– Это грешно, Алек. Для тебя это грех, а стало быть, он превратит все в грех и для меня – ведь я буду знать, как ты это расцениваешь.
– Грех! Я не знаю, что такое грех. Знаю только, что ты мне нужна… и думаю, что нужен тебе.
– Спокойной ночи, Алек. – И она быстро вышла из каюты.
Прошло немало времени, прежде чем я решил почистить зубы, умыться, а затем еще раз принять душ. Я пустил еле теплую воду и слегка успокоился. Но когда я улегся в постель, то долго не мог заснуть, предаваясь тому, что считал размышлениями, хотя на самом деле это занятие таковым не являлось.
Я вспоминал многочисленные серьезные ошибки, совершенные мною за все годы жизни, перебирал их одну за другой, сметая с них пыль и подвергая тщательному изучению, чтоб понять, как я превратился в тупого, неуклюжего, безмозглого, самодовольного, упрямого как осел идиота и как, добившись успеха в этом похвальном начинании, унизил и ранил самую лучшую и самую милую женщину на свете.
Подобным никчемным самобичеванием я могу заниматься чуть ли не всю ночь, особенно если перед этим наговорил неимоверное количество глупостей. Мое сегодняшнее поведение было вполне достойно того, чтоб я неделями таращился в потолок.
Было уже за полночь, когда меня разбудил звук ключа, вставляемого в замок. Я нашарил кнопку прикроватного ночника как раз в тот миг, когда Маргрета сбросила халат и улеглась рядом со мной. Я тут же выключил свет.
Она была теплая и нежная. Она дрожала и плакала. Я ласково обнял ее и попытался успокоить. Ни она, ни я не произнесли ни единого слова. Слишком уж много слов было сказано раньше, и бóльшая часть их, к сожалению, принадлежала мне. Пришло время, когда нужно было только крепко обняться и говорить без слов.
Наконец бившая ее дрожь стала стихать, а потом прошла совсем. Дыхание
