какой он мне приятель! Пользуется тем, что силы много, и никому прохода не дает.
– Стал задираться?
– Стал… – Парень страдальчески наморщил лоб. – А меня вдруг такое зло взяло, что я ему и ответил. – Он удивленно вслушался в эхо своих же слов. – Ответил… – Юное лицо вдруг просветлело. – Вспомнил! Все вспомнил! Я теперь тоже сильный! Как Турк. Нет, сильнее, чем он!
Видно, в моем взгляде проступило закономерное сомнение, потому что парень мгновенно обиделся:
– Не веришь?
– Ну почему же, – неопределенно ответил я.
– Не веришь… Ну так сам сейчас увидишь! – Костяшки пальцев, вцепившихся в прутья решетки, начали белеть. – Смотри-смотри!
Я хотел было сказать, что не вижу ничего достойного внимания, однако что-то в голосе парня меня остановило. Что-то вроде одержимости и отчаянной уверенности в собственной правоте. Согнуть кованое железо в два пальца толщиной вряд ли смог бы и настоящий силач, но я все-таки не отводил взгляда от худосочного наглеца, словно сам вдруг поверил в возможность чуда. И оно произошло, вот только вовсе не такое, каким виделось парню в его мечтах.
На одном из настойчивых рывков тонкие запястья лопнули. Разорвались, оставляя кисти рук вцепившимися в железные прутья и отбрасывая парня, тщетно пытающегося схватиться за воздух оставшимися обрубками, прочь от решетки. А еще мгновением спустя хлынула кровь. Целые фонтаны.
Несколько капель долетело даже до меня. И пока я брезгливо оттирал алые брызги с лица, парень упал на колени, а потом вовсе завалился на сторону, крича так, что в скором явлении стражи можно было не сомневаться.
Но еще до того, как в коридоре раздался стук кованых подметок, и кровь и крик закончились. Оставшихся сил парня хватило только на то, чтобы разочарованно прошептать:
– Так все это было… обманом?
Как стало понятно из недоуменного: «Боженка милостивая!», что сорвалось с губ первого же стражника, узревшего вцепившиеся в решетку кисти рук, случившееся если и не ужаснуло, то весьма удивило даже людей, успевших многое повидать на своем веку. К тому же вопреки моим представлениям о любознательности и известной самостоятельности городской стражи в делах разного рода к истекающему кровью узнику никто не кинулся. Более того, даже не приблизился. Вместо оказания помощи или добивания – кому что по душе – тюремные охранники разделились: двое остались в коридоре у двери камеры, а третий бодрой рысцой умчался куда-то вдаль, видимо с докладом начальству. Зная расторопность служек Сопроводительного крыла, я предположил, что продолжения представления стоит ожидать не менее чем через час, однако все случилось намного быстрее.
Примерно четверть часа спустя в коридоре вновь раздались шаги, причем множественные, и доселе почти безлюдное место оказалось заполнено народом, причем не самым простым. Но если густо-синие камзолы Звеньев Цепи одушевления были мне знакомы, то увидеть на расстоянии вытянутой руки багряно-белые одежды удалось впервые, и я почему-то сразу же усомнился,
