style="font-size:15px;"> – Кто бы мог подумать, что в баварском короле столько благородства! – восхищалась Людовиком европейская общественность. – Какое бескорыстие! Какое величие души!
Сам Людовик I тем временем таскал за уши младшего сына Оттона:
– Ты сегодня опять не учил греческую грамматику! За это останешься без сладкого и завтра будешь заниматься вдвое больше!
– Но почему, мой фатер! – плакал тот, горящие уши от отцовской длани прикрывая. – Неужели для того, чтобы править добрыми баварцами, мне не хватит немецкой грамматики?
– Ты должен быть готов к большому повороту в судьбе! – поучал его мудрый папа Людовик. – Не сегодня завтра греки станут свободными, и тогда им, конечно же, понадобится король, а где им его взять? Тогда-то вспомнят и о нас, ведь мы первейшие филэллины в Европе! А потому ты должен быть готовым, чтобы стать Оттоном I Греческим!
– О, я буду строгим королем, мой фатер, и наведу у этих греков настоящий немецкий порядок! – закивал молодой Оттон, отправляясь учить несносную кириллицу.
Пройдут годы, и хитрый Людовик Баварский претворит в жизнь сокровенную мечту, навязав грекам своего отпрыска. Но пока до этого еще далеко…
В моду тем временем возвращались греческие мотивы, как в дамском платье, так и в искусстве. Модницы разом облачились в свободные хитоны, в театрах на «ура» шли пьесы о древних героях, а с живописуемых картин смотрели на ценителей широкогрудые Гераклы и изящные Афродиты. Великий Шатобриан посвящал грекам свои книги. В салонах опять зазвучал всеми забытый Гомер. Все желали Греции добра, и все искренне верили в чудо, в ее освобождение. Но от пожеланий и слов до конкретных дел путь бывает порой весьма неблизок.
… Еще весной в пропахшем треской и пивом лондонской трактире «Корона и якорь» образовался британский греческий комитет. В него вошли лучшие и честнейшие.
– Мы всегда будем восхищаться величием нации, пробудившейся к свету! – провозгласил глава собрания герцог Глостер.
– Много сочувствия, но мало результатов! – мрачно констатировал Дэвид Рикардо.
Присутствовавший поэт Байрон молчал, сосредоточенно щелкая курками только что купленных пистолетов.
Из воспоминаний знакомой поэта Маргерит Блессингтон: «Байрон уверен – из Греции ему не вернуться. Ему много раз снилось, как там подстерегает его смерть, и предчувствие, что так и произойдет, не покидает его.
– Зачем же вы едете? – спросила я.
– Как раз затем, чтобы отдаться велениям неотвратимой судьбы и обрести вечный покой в земле, священной для меня по юношеским воспоминаниям, и тем мечтам о счастье, которые не сбылись. Пусть так! Простая могила в Греции, простой надгробный камень мне желанней, чем мраморная плита в Вестминстерском аббатстве; честь, в которой мне, вероятно, не отказали бы, случись мне окончить свои дни в Англии. Мои соотечественники – о, эти благородные
