они занимались в свободное от службы время? О чем мечтали? К счастью, такое свидетельство есть. Его оставил для потомков лейтенант Рыкачев, шедший в эскадре Сенявина на линейном корабле «Гангут». Вот как он описывает обычный день плавания: «… До 2-х часов ходил один взад и вперед на баке. Мечты сменялись мечтами, я с удовольствием вспоминал первые годы молодости, и бог знает, чего не передумал! Но всего чаще мысли мои обращались туда… туда… все к одному предмету!
В 3 часа всех вахтенные офицеры и гардемарины собрались на шканцах, и начались наши любимые беседы о берегах Италии и Средиземном море. Отважные уже летели в Дарданеллы и, бог знает, остановились бы они в Константинополе, если бы голос вахтенного лейтенанта “на марсафалах!” не заставил нас разойтись по местам…
В 4-м часу приказано было на кухне развести огонь и готовить чай в кают-компанию. Пробило 8 склянок; рассыльные торопятся вызвать новых вахтенных, наконец, они вышли, мы пустились вниз, переменили мокрое платье и вместе в кают-компании сели пить чай… К чаю мы потребовали ветчины, сыру и яиц и, позавтракав довольно плотно, провели еще два часа в приятной беседе… а в 6-ть разошлись по своим маленьким каюткам и легли спать…
Я проснулся в 10 часов. Везде еще скоблили и чистили. Выхожу на батарею и нахожу священника, собиравшегося служить молебен. Офицеры у пушки составили хор, я присоединился к ним, и мы пропели “многая лета” государю и императрицам. После службы завтракали у капитана, а там едва успел я сойти в кают-компанию, уже бьют рынду и нам опять пора на вахту… В два часа нас сменили к обеду, а в четыре после сытного обеда я очень неохотно вышел достаивать вахту. В шесть часов, при повороте, капитан много шумел на меня и, как, мне показалось, понапрасну. Зато, сменившись с вахты, на кубрике за чаем мы посмеялись над ним и над всем на свете. В 9-ть часов мы вышли подсменить вахтенных ужинать, и потом сверху я спустился не надолго в кают-компанию. Там пели, играли на гитаре, пили вино, а некоторые играли в вист и в шахматы. Однако мне хотелось спать и я, не присоединившись ни к одной из партий, спустился еще ниже на кубрик в свою койку и как камень в воду до следующей вахты, т. е. до 4-х часов утра…»
…Проливы эскадра форсировала тяжело при шквальном ветре и никудышной видимости. Только у одного мыса Скаген было потеряно десять дней безуспешных попыток поймать нужный ветер. Но вот наконец проливные теснины позади, и бескрайнее Немецкое море мощно обрушило на корабли первую свинцово-серую волну.
– Сменить карты! – велели командиры, широко крестясь.
Штурманские помощники свернули старые проливные планы и раскатали новые, в дальнем углу которых уже значились британские берега.
На эскадре непрерывно игрались учения. Только закончится парусное, начинается пушечное, затем оружейное, а в довершение всего и абордажное.
Постепенно определились лучшие и худшие ходоки. Худшими оказались «Эммануил» и «Александр Невский», легкими на ходу – «Азов» и «Гангут», а лучшим из ходоков оказался фрегат «Проворный», вполне оправдавший
