себя его малышкой. Наивно, может, и так. Да, нервничала, и серьезно, но ничего на тот момент не приходило в голову, явно заболела прекрасной болезнью, когда слезы и желание намеренно страдать, вспоминая все хорошее, что связано с дорогим сердцу человеком. Сейчас же не хотела упоминать, не желая разговоров о нас с ним в кругу знакомых ему следователей, хотя с пониманием отнеслись к моей ситуации и не без удивления. И их явно радовал сам факт поймать столь известную мошенницу, предполагая все статьи, которые можно применить. Мошенница, конечно же, не я.
– Но хоть кому-то стало хорошо от моей глупости, – смелась, глядя на уставшего следователя опергруппы, которому изрядно пришлось погоняться за бабулькой со стажем.
– Обвиняемая созналась во всем, вы не причастны, показания схожи. Вам, скорее всего, не придется участвовать на заседании, если только не намерены вернуть выплаченные вами средства. Не знаю, правда, с чего она собирается выплачивать, не представляю, – сообщил следователь, ранее вызывавший на дачу последних показаний, которому не в первый раз пришлось вести дела с участием данной авантюристки, хорошо знавшей меры наказаний и как их избежать, довольствуясь малым, уже ссылаясь на медицинскую книжку.
Представляя возмущенное лицо особы, которой придется представлять самой свои интересы, радовалась, что греха таить. Да и возвращаться в это заведение не хотелось, дабы вновь не переваривать все то, что сказано тысячу раз, потому как и самой казалось все сплошной ерундой. Высказывания по поводу разглашения мной некоторых пунктов из конфиденциальной информации о фирме были ошибочными. Не понимали, что за дачу ложных показаний могла пострадать, впрочем, никого это не волновало. Хотя в конечном итоге по делу не было никаких пунктов, не соответствующих реальному положению дел, и о разглашении не было и речи. Объясняла, как было на самом деле, но а некоторым просто не хотелось свидетелями тоже быть, как оказалось.
– Пошли вы все куда подальше! – сказала вслух, выйдя из отделения полиции, испытав удовольствие, представив недовольное лицо заварившей всю эту кашу.
Обстоятельства крайне коварны своей непредсказуемостью. Порой действительно лучше послать, забыв и одарив деньгами на прокладки особ со столь значимой для них ролью, чтоб поменьше хоть грабили детей в других семьях в статусе безнравственных, бесцеремонных любовниц. Даже если остался простаком, неважно, чувство самосохранения еще никто не отменял, пусть и запоздалое. У каждого свой мирок, и сосед в нем лишь ходок.
– Идет и пишет! Цветет и пахнет! У нас работала, так выглядела такой уставшей, – восклицал Никулич, повстречавшийся по дороге.
– Спасибо вам. Соскучились по мне? Да, действительно, сейчас лучше, – ответила ему.
– Я рад за тебя, молодец! Мне с тобой веселее было работать, – все повторял, явно радуясь встречи.
– Мне очень
