Это ж, как его, мать, клеймо!» В древние времена верили, что тотем и судьба человека неразрывно связаны. Смывая стыдные слезы, Женек чуял что-то похожее: татуировка испортила ему всю оставшуюся жизнь. Теперь главное не показывать ее никому и заставить Пятака молчать. Женек стал скрытен, перестал ходить в бассейн, качался в спортзале, не снимая олимпийки. К боевикам охладел, особенно с Майклом Дудикоффым. Ну, не совсем охладел, так смотрел иногда. Когда Шварц в «Командосе» завалил злобного морпеха с клевой татуировкой, то Женек этому радовался больше обычного. Затыкать Пятака оказалось необязательно, у того своих проблем навалилось выше крыши. Портвейн, который он стащил у отца, оказался какой-то дорогущий, импортный. Пятака отлупили. За кражу отлупили, и за то, что пить начал. Он клялся, что не брал в рот ни капли. Что хотел сделать себе татуировку. Но татуировки у Пятака не было, и ему досталось в нагрузку еще и за то, что врет. Пообещали поставить на учет, если не исправиться. По вечерам Женек смотрел на свое плечо в зеркало. Неопознанная тварь радостно скалила зубы, словно приветствовала своего хозяина. Постепенно Женек перестал ее ненавидеть.
Но все равно никому не показывал.
Через два года она спасла ему жизнь. Брат приехал из армии и захотел отметить возвращение домой шумно, под музыку. Под музыку не получилось. Он сразу понял, кто виноват в пропаже его проигрывателя. Женек пытался убежать, но был схвачен за рубашку. Рубашка лопнула по швам, рукав оторвался. Татуировка предстала во всей красе. Брат, снявший уже солдатский ремень для экзекуции, увидел произведение искусства и чуть не помер со смеху. Смягчился брат, бить не стал, только проверил на месте ли у Женька печень. Апперкотом.
Форма разбудила в женькиной голове старые фантазии о крутизне. Эти тяжелые высокие ботинки, в которых так и тянуло кого-нибудь пнуть, эти военные штаны в маскировочных пятнах как у десантников, этот ремень, эта рация, – заставляли его по несколько раз оглядываться на свое отражение в витринах. Он шел и нравился себе. Даже дурацкая татуировка, скрытая наполовину рукавом футболки, выглядела не так по-дурацки.
Но имидж оказался ничто. Фуфло оказался имидж. Теперь Женек шел за девушкой в черном и не нравился себе. Смотрел на свое отражение почти без всякого удовольствия. Как только надел форму, так сразу все, кому не лень, стали им помыкать. И ботинки дурацкие, тяжелые такие. Женек вяло шаркал ими под гневные взгляды менеджера Анны. «Ну, быстрее! Быстрее, кому говорю! – говорила она охраннику. «А быстрее нельзя? Ну, ты быстрее можешь?» – подгоняла она снова и снова. Всю прогулку Женек развлекался тем, что разглядывал джинсовый зад менеджера Анны, когда она не оборачивалась. Когда она оборачивалась, он скромно опускал глаза. Путеводная попа вела его по знакомому маршруту. Так они прошли сквозь толпу в кино, потом прорвались сквозь очередь за бумбургерами, миновали очередь в туалет, и, наконец открыли дверь в служебное помещение. Лампы в коридоре
