количествах окончательно отключила ей мозги.
Еще сбивало с толку ощущение, что она его знает. Он достаточно ясно дал ей это понять. Она кричала, задавала вопросы, но больной ублюдок больше ничего не произнес. Он, похоже, просто молча слушал, хотя девушка не могла быть уверена – музыка мешала понять, что делает этот псих.
– Скажи «я лживая сука»!
И она говорила. Она бы сказала, что угодно, если бы он приказал. Лишь бы не мучил. Лишь бы выбраться отсюда живой. Она орала эти слова, она рыдала их, пытаясь угодить своему мучителю.
***
Неровные буквы, наверняка выведенные кровью девушки, чей труп «сидел» на полу, прислонившись к стене. На подоле замызганного платья лежал её собственный язык. Она смотрела на Петровича застывшим взглядом, и её зашитый окровавленный рот, словно зловеще улыбался красными шерстяными нитками, заставляя участкового покрываться каплями холодного пота и с ужасом понимать, что между словами на стене и этими увечьями есть связь. А значит, был мотив.
***
Марина долго думала о том, как всё это с ней случилось. Перебирала события того дня минута за минутой, размышляя, чем и кого могла спровоцировать на этот кошмар без конца и края, на этот затяжной персональный ад, и не могла понять. Её голова была слишком тяжелой от этих мыслей и от боли, сковавшей всё тело, от унижения, которое разрывало изнутри волнами панического ужаса и жалости к себе. Связанные руки давно затекли, и теперь девушке казалось, что она вообще не чувствует кисти и пальцы. И еще эта музыка, которая не прекращалась ни на минуту. Вбивалась в поры кожи надоедливыми зловещими аккордами. Монотонно, как капли воды, била по мозгам и по натянутым нервам. От неё закладывало уши, и, хотя она была очень тихой, в висках стучало болью на каждом припеве.
«В комнате темно, но я был прав
Тлеют на руках твои мечты
Если ты забыла, кто твой враг…
Я тебе напомню – это ТЫ…».
© Дарсн – Комната
Сейчас Марина даже не знала, чего хочет больше – чтобы развязали веревки, стягивающие запястья до боли в костях, или выключили проклятый проигрыватель, который стал изощренной адской пыткой и выматывал нервы. Вытягивал по одному и разрывал этой нескончаемой монотонностью, от которой девушка уже сходила с ума.
Она бы раздробила его на части, доползла до него и разгрызла зубами, если бы не короткая веревка, перекинутая через ржавую батарею под низким потолком и завязанная у несчастной на горле, как петля виселицы, затягивающаяся каждый раз, когда Марина пыталась пошевелиться. Бывали моменты, когда она все же рвалась к проигрывателю и хрипела, задыхаясь, захлебываясь слезами от бессилия.
Она ненавидела его так же люто, как и того, кто швырнул её сюда, в этот вонючий подвал, где воняло плесенью, сыростью, её собственной мочой и чем-то еще. Она не могла определить, чем именно, но этот запах заставлял её леденеть от ужаса. Наверное, так воняет сама смерть. Она
