Я уже заказала себе бараньи отбивные, а отец все размышлял над услышанным. Наконец он спросил:
– Хочешь, оплачу тебе психотерапевта?
Я приняла его предложение и вернулась домой в Чикаго. В это время как раз произошла трагедия в Кенте, и в Джорджтауне предпочли закрыть университет – сразу после выпускных, на которые я не попала. Бывшая одноклассница предложила мне пожить вместе с ней в коммуне на Магнолия-авеню, я с благодарностью согласилась и добросовестно стала посещать психотерапевта. Связи между «суицидальным жестом» и выпивкой я не осознавала – как, впрочем, и врач. Он отчего-то решил сосредоточиться на моих грандиозных карьерных устремлениях.
– Итак, ты хочешь стать писательницей, – подытожил психотерапевт мой рассказ. – А не думала, что будет куда разумней работать, например, секретарем?
– Нет, – отрезала я.
Старшая моя сестра работала копирайтером в рекламном агентстве – она пошла по стопам отца. Теперь у них обоих имелась высокооплачиваемая должность в престижных компаниях. Очевидно, я была слишком эмоционально нестабильна, чтобы стать частью рекламного мира, но все-таки нашла близкую работу – ассистентом в издательстве. По крайней мере, это был мир книг – а мне все еще не давали покоя писательские амбиции. О них, о своих давнишних мечтах, я и написала Джону Кейну.
«Относитесь к себе как к величайшей ценности – это делает тебя сильным», – в ответном письме Джон процитировал кого-то из своих любимых писателей.
Экстремальный совет. Особенно на фоне того, что монахини неизменно учили нас самопожертвованию – как лучшему средству для достижения жизненных целей. Но мученичеством литературную карьеру явно не построишь. Быть писателем – значит быть немного эгоистом, верить в то, что мир, который ты видишь и описываешь, будет интересен и другим людям. Поэтому в двадцать один год, по совету Джона Кейна, я с головой погрузилась в пучину своего первого большого романа.
Обстоятельства сложились так, что у меня появилась возможность писать – по сути, я надолго оказалась в изоляции. Этому предшествовал неожиданный звонок Конни – она сообщила, что родители перенесли сильные нервные срывы.
– Приезжай домой, – попросила сестра. – Ты нам нужна.
Вот я и оказалась дома, в Либертивилле, в нашем старом особняке вместе со своей ранимой, слабой духом и телом семьей. Сначала родители, один за другим, пережили инсульт и попали в больницу, и домашнее хозяйство взяла на себя Конни. Потом, однажды выглянув из окна, я увидела ее отчаянно бегающей кругами по снегу. Босиком.
– Поезжай в город, – попросила я вымотанную донельзя сестру. – За детьми я присмотрю.
Так, хотя я была не самым старшим ребенком в семье, домашнее хозяйство лежало на мне весь следующий год, пока родители медленно приходили в себя. Раз в неделю я навещала маму с папой в больнице. Иногда они узнавали меня, иногда нет. Им была прописана шоковая
