и похлеще моих. Излюбленная тема местных разговоров – что бы ты мог иметь и что имеешь сейчас. Я вписывалась в нее прямо идеально.
«Последний вальс» задумывался как документальный фильм со звездным составом – в нем участвовали знаменитости рок-н-ролла от Боба Дилана и Нила Янга до Джони Митчелла и Хаулина Вулфа. Он снимался в Сан-Франциско, а дополнительные сцены готовились уже в Лос-Анджелесе. Получалась роскошная съемка сразу несколькими 35-миллиметровыми камерами. Мартин делал этот фильм с огромной любовью. Когда-то он участвовал в создании «Вудстока» – был одним из монтажеров, – и рок-н-ролл жил в его крови. С журналистской точки зрения, «Последний вальс» давал возможность взять множество классных интервью у его героев. Я надеялась, что Мартин даст мне шанс поработать.
Все чаще я ловила себя на мысли, что живу по принципу «если Мартин разрешит». Творчество больше не давало мне надежной опоры, а без нее я чувствовала себя хрупкой лодчонкой, которую носит по волнам. В городе, где людей судят исключительно по их статусу, моя роль сводилась к одному – «жена Мартина». Я все глубже скатывалась в алкоголизм, все плотнее привыкала к наркотикам, одна в огромном доме на холме. Слава Мартина между тем все росла и ширилась – как ширились и слухи об их с Лайзой отношениях. Роман на съемочной площадке. Лучшей пищи для таблоидов и не придумаешь. Мы все были игроками собственной драмы – драмы, которую Голливуд видел уже много раз, только актеры ее менялись.
– Ты не можешь и дальше так жить, – заявил как-то вечером Мартин, вернувшись домой раньше обычного и застав меня более пьяной, чем обычно.
– О чем ты? – ух, как мне не нравилось быть загнанной в угол!
– Ты знаешь, о чем я. О выпивке.
– А ты мог бы появляться дома.
– И что это изменит? Ты пьешь не из-за меня. Ты пьешь, просто потому что пьешь.
Тут Мартин был прав, конечно. Я пила, просто потому что пила, не нуждаясь ни в причинах пьянства, ни в оправдании ему. Я просто была алкоголичкой, а все алкоголички пьют. Если уж на то пошло, то в отсутствие Мартина пить было только удобней. Жалость к себе обрамляла ободок бокала: «Бедняжка я, бедняжка. Выпью-ка я немножко».
На той же неделе в Лос-Анджелес прилетела моя подруга с Восточного побережья. Мартин разговаривал с ней о моем пьянстве. Она, конечно, согласилась, что с этим нужно кончать. Муж упомянул об этом разговоре, но я и слышать ничего такого не желала. Моя жизнь и без того не сахар. Мое пьянство – это не проблема, а решение. Помню, как подумала, что эти двое – психованные лицемеры. Со своей бы жизнью разобрались, прежде чем в меня пальцем тыкать. Мне даже в голову тогда не приходило, что ими руководит истинная забота обо мне, а не стремление доказать собственное моральное превосходство. Если я когда-то и верила, что Мартин меня любит, то сейчас этой вере пришел конец. Алкоголь – вот и любимый мой, и мой друг. Алкоголь – постоянный, верный, понимающий спутник. Нельзя было допустить, чтобы у меня его забрали. Никто и никогда.
