ясна мудрость и разумность маленькой скромной дневной нормы, не требующей от человека никаких «подвигов».
Когда меня настигал соблазн с головой уйти в работу, наставники предупреждали: «Усилие без насилия». Поначалу я воспринимала их слова лишь как скучную избитую истину. Думала, мне пытаются сказать что-то вроде «О, полегче, дорогая». Мое самолюбие терпеть не могло эту фразу – «Усилие без насилия». Моему эго еще нужна была работа на износ, жизненная драма, творчество до изнеможения.
Очень быстро, даже слишком быстро, я уяснила, что работа на износ влечет за собой равную по силе обратную реакцию. Можно было впахивать весь день – а на следующее утро проснуться совсем «исчерпанной» и «пустой». Вместо стабильного ровного творчества получались всплески. Мое творчество, резко скакнув вперед, столь же резко тормозило, и так каждый раз.
«Усилие без насилия, – снова услышала я, но на этот раз последовало небольшое объяснение: – Без насилия – значит в удовольствие, не в ущерб себе. Если ты готова двигаться по этому пути „медленно“, то рано или поздно поймешь, что это вовсе не медленно, и поразишься, как быстро будут копиться готовые страницы. Три страницы в день – это девяносто страниц в месяц. Это очень объемный текст».
«Попробуй превратить эту привычку в неотменяемую, в действующую всегда и везде, – посоветовали мне. – Установи нерушимое правило, что в день ты пишешь три страницы».
На этом и порешили. Отныне я писала по три страницы в день – невероятно быстро и с невероятной легкостью.
«Никакого толка из этого не выйдет», – ворчало мое самолюбие. Но вскоре я обратила внимание: между тем, как трудно далось мне творчество, и качеством написанного нет практически никакой связи.
– Я не писатель. Я генератор текстов, – жаловалась я наставникам.
– Ты же пишешь, разве нет?
– Да, пишу.
– И неплохо получается вроде?
– Кажется, неплохо.
– Ну, тогда кому какое дело, писатель ты или генератор текстов?
– О-о.
Работая методом «усилие без насилия», я закончила сценарий за три месяца – первые три месяца трезвости. Удивительно, но читался он легко и все исправления, необходимые для того, чтобы перейти от черновика к рабочей версии, были ясно видны.
– Как ты умудряешься писать с маленьким ребенком под боком? – спрашивали меня.
– Ой, да я просто быстро пишу, – смеялась я – но вовсе не шутила. Обуздав собственное эго, я стала писать быстрее – настолько быстрее, что это стали замечать.
– Вот бы и мне писать столько же, сколько ты, – признался коллега-писатель. В то время он закончил свой первый роман и никак не мог приступить к следующему. – Я хочу написать еще книгу, и не одну, но чувствую, что не готов.
– Не готов?
– Ну, ты же понимаешь. Нет настроения.
