звать хозяина. Зовут его Нисим Рокитянский. Звать хозяина надо прям так громко, как будто в плен сдаешься. Как услышат тебя, то выйдут встречать, увидишь их – начинай не звать, а орать членораздельно, а то голову отстрелят и закопают там же в поле. Сами подойдут, будут говорить с тобой. Так ты поприветствуй их бодро и начни сразу докладывать кратко и четко: «Так мол и так, три года тому назад память потерял, сам не местный, откуда не знаю, живу при колхозе работой, добрейшие люди подсказали, что в гостях у Вас исцелитель, помогите голову на место поставить…» и протянешь сумму, что я тебе дал, еще на тебе, – мужичок протянул свёрток в свежем полотенце – пирог скажешь им, что с яблочной начинкой от местной бабы Дуси. Если пирог не донесёшь, потому что потеряешь или раскрошишь его, они тебя пристрелят, доклад твой не дослушав.
В голове Василий возникла такая до невозможности звонкая тишина, что захотелось орать.
– Понял? – Спросил мужик и подмигнул Васи.
Часть 4. Открытие себя самого и своей воли людям, или возвращение Василия Сергеевича и объединение с ним
Орать пришлось долго. Темнеть стало. В какой-то момент Василий подумал, что пора прекращать звать и надо возвращаться в тот дом, что служил ему опорой последние года и напрасно он, надеясь на чудо, сюда пробирался сквозь заросли кустарника, раздирая руки в кровь, больно ударяясь стопами ног об кочки, редко, но падая прямо лицом в холодную землю. Почему он, взрослый человек, мог поверить в иллюзию найти себя, после того как не смог дойти даже до простого сельского врача. И, возможно, Степан уже сегодня домой возвратился из больницы, а там в тепле можно было бы выпить чего-нибудь покрепче и никогда больше не вспоминать про этот день. Подумав про всё это, он увидел, как вышли из темноты две тени.
Допрашивали его не долго, Василий четко и ясно им проговорил слово в слово то, что ему советовал мужичок из трактира, настоящего имени которого никто не знал, используя «эй, ты», держа сверток впереди себя на вытянутых руках. Кулёк с пирогом сразу забрали, деньги брать не стали, за собой его повели впереди и по рации чего-то передали. Художественный дом остался позади.
Василий теперь ругал себя за то, что припозднился, что надо было сразу сюда добираться, но после разговора с «эй, ты» он вернулся домой, переоделся в ту самую бережно сохраненную им одежду, в которой нашел себя на берегу речки, потом прощальную записку Степану написал, в которой благодарил его и завещал ему то свое добро, что успел нажить, интуитивно понимая, что ничего с собой брать не надо, так как это не понадобится. Оставил записку на столе и хотел было выпить на тот же «ход ноги», но пересилил себя, осознав, что стоит только пригубить, и никуда уже он не пойдет, потому что позабудет. И направился в путь.
Так, пока копался, то потерял свет дня, а теперь было не по себе от темноты, от незнакомых людей, непонятных нравов впереди и главное, что жизнь шла размеренно, а тут такой резкий скачок, прорыв нарыва в неизвестность, что голова шла кругом, что хотелось вернуться и привычно
