по старой орфографии: с твердым знаком и буквой «ять». Это указывает, во всяком случае, на предреволюционные годы.
– Да, убедительно, – согласился я. – Но почему печатные буквы?
– Думаю, путешественник был предусмотрителен. Письмо могло попасть в руки малограмотных людей, которые легче разобрались бы в печатном тексте.
– Неглупый человек этот ваш путешественник, – пробормотал я и поежился: за воротник поползла противная холодная струйка. Дождь понемногу усиливался.
– Признаюсь, мне стало интересно, – сказал я искренне. – Выходит, к вам в музей, в музейную библиотеку, ворвалась весть от какого-то русского морехода, нашего современника? Теряюсь в догадках, кто бы это мог быть… Но продолжайте, я перебил вас.
Мы двинулись дальше по мокрому блестящему тротуару.
– Где мы? – спросил я, поднимая воротник.
В тумане поблескивала вода. Впереди проступали внушительные очертания какого-то моста.
– Крымский мост, – рассеянно сказал Савчук.
Ого!.. Далеченько забрались!
– Ну не чудаки ли мы с вами? – сказал я, улыбаясь. – Вместо того чтобы спать, разгуливаем себе ночью под дождем и рассуждаем бог весть о чем. О бересте и Карском море! О Птице Маук и каких-то сказочных «детях солнца»!..
– И об исчезнувшем русском путешественнике.
– Да, о погибшем, давно умершем путешественнике.
– В том-то и дело, что он, может быть, жив до сих пор.
– Жив? Да что вы! – сказал я недоверчиво.
– Да. По-видимому, продолжает посылать вести с верховьев своей реки. Но это надо, конечно, проверить на месте, на самом Таймыре…
В задумчивости мы прошли еще несколько кварталов.
– Как хотя бы выглядит это послание на бересте? Опишите его внешний вид! – попросил я, продолжая перебирать в памяти имена русских полярных путешественников.
Савчук пробурчал что-то в кашне.
– Не слышу. Что вы говорите?
– Говорю, что проще бы самому взглянуть на него.
Я остановился. У меня мелькнуло смутное подозрение.
– Савчук, где мы сейчас?
Мой спутник замялся, потом сказал, глядя вбок:
– На Большой Калужской. Музей рядом.
Над нами в тумане мерцал фонарь, как маленькая луна. При свете его я всмотрелся в сконфуженное лицо Савчука.
– Э-ге-ге!.. – сказал я.
– Ну вот еще…
– Нет, нет, вы хитрец! И какая настойчивость! Вы пиявка, почтеннейший, просто пиявка!
Он принялся оправдываться, говоря, что привел меня сюда случайно, что ноги машинально, без участия сознания, привели его к музею и психологам известны подобные случаи. Он замолчал, не выдержав моего красноречиво-укоризненного взгляда.
– Хотя поскольку вы все равно уже здесь… – сказал Савчук почти шепотом.
– Постольку-поскольку! – передразнил
