Городского дома, угол Садовой и Вознесенского, лежали все те же газеты: «Новое время», «Речь», «Русская воля», «Петроградский листок»… Не было, правда, уже «Кузькиной матери», но зато появились газеты, каких Ленька раньше не видел: «Известия Петроградского Совета», «Правда», «Солдатская правда»…
У дверей булочной Филиппова стояла длинная очередь. На каланче Спасской части маячил тулуп дозорного. По Садовой от Покрова шла скромная похоронная процессия… На площадке против Никольского рынка деревенский парень, подпоясанный красным кушаком, торговал рождественскими елками. Все было как и в прошлом году, как и пять лет тому назад. Но не все было по-старому. Были изменения, которые бросались в глаза.
Уличная толпа стала проще. Не видно было шикарных лихачей, санок с медвежьими полостями, нарядных дам, блестящих офицеров. Ленька даже вздрогнул, когда увидел вдруг шедшего ему навстречу низенького тучного господина в бобровой шапке, с золотым пенсне на носу и в высоких черных ботах. Этого господина он видел осенью у Волковых. Он уже хотел поклониться, но тут заметил, что господин этот идет не один – по правую и левую руку от него шагали два очень сурового вида человека с винтовками и с красными повязками на рукавах.
Ленька поежился. Опять он вспомнил Волкова.
«Зайду, узнаю, что с ним», – решил он. Тем более что Крюков канал был совсем рядом.
Поднявшись по зашарканной ковровой дорожке в бельэтаж, он долго стоял перед высокой парадной дверью и нажимал пуговку звонка. Никто не открыл ему.
Когда он спускался вниз, из швейцарской вышел сутулый небритый старик в валенках и в черной фуражке с золотым галуном.
– Вы к кому? – спросил он Леньку.
– Вы не знаете, куда девались Волковы из первого номера? – сказал Ленька. – Я звонил, звонил, никто не отвечает.
– И не ответят, – угрюмо ответил швейцар.
– Как? Почему не ответят? А где же они?
Швейцар посмотрел на тщедушного реалиста, словно раздумывая, стоит ли вообще объясняться с таким карапетом, потом смилостивился и ответил:
– Уехали со всем семейством на юг, в свое именье.
На другой день в училище Ленька сообщил об этом Маркелову, который спросил у него, не видел ли он Волкова.
– Волков уехал на юг, – сказал он.
– Уехал?! – рассмеялся Маркелов. – Скажи лучше – не уехали, а смылись!
– Как это – смылись? – не понял Ленька.
Тогда эти воровские, «блатные» словечки в большом количестве появились не только в обиходе мальчиков, но и в разговорном языке многих взрослых. Объясняется это тем, что Временное правительство перед своим падением выпустило из тюрем уголовных преступников. Этот темный люд, рассеявшись по городам и весям страны, занимал непоследнее место среди врагов, с которыми потом пришлось бороться молодой Советской власти.
– Что значит «смылись»? – удивленно переспросил Ленька.
– Чудак! –
