до маленького городка Горлова, отмеченного крохотной точкой на карте Руссийской империи, заняла двое утомительных суток. Барон Мюнх и Миконя вынуждены были трястись в казенном экипаже. Пускай в мягком и удобном, но все же по руссийскому бездорожью, вместо того чтобы за пару часов долететь на ваншипе, но указания князя Драгомысла было четкими: «Как можно меньше шума и пыли в глаза». Пришлось довольствоваться диванами кареты и прелестями дорожной жизни.
К исходу первого дня пути, у них сломался обод колеса. Карета накренилась на бок и чуть было не перевернулась. Хорошо что кучер вовремя осадил лошадей, а то бы точно оказались прямиком в канаве. Но пришлось сделать вынужденную остановку посреди сырого холодного леса, ощетинившегося супротив непогоды и непрошенных гостей еловыми иглами и острыми ветвями, нависающими над узкой проселочной дорогой, испещренной ямами и колдобинами.
– Ты что, ирод нечестивый, не мог вести барина по цивильной дороге?! Что ты за гать выбрал?! О чем думал, валенок столичный! – напустился на бедного кучера Миконя.
Карл отошел в сторону, закутавшись в теплое форменное пальто, и ехидно посмеивался в бороду, наблюдая за тем как Миконя распекал нерадивого кучера.
– Да ты о чем вообще думал, когда свернул в эту дыру?! Ты откуда на нашу голову такой взялся?! Где тебя вообще подобрали?! Точно ведь в нашей Александрии таких чугунков не водится?! Растудыть тебя в телегу! Чего встал как крепость Корша перед нашествием турок?! Давай давай колесо меняй?! Мы тут долго будем мерзнуть?! Нам по государственной надобности надо срочно, а ты саботируешь!
Карл поежился от холода и выдохнул изо рта пар. А все-таки морозно под вечер. Осень уже вовсю вступала в свои права, но в этом году была особенно нетерпелива. Она не дала лету медленно отступить, побаловать людей последними теплыми днями, сразу взяла в оборот, заморозила деревья и землю, закрутила холодным ветром по улицам опавшие листья, и вселила сырость в души людей.
Миконя отошел от поникшего головой кучера – здорового верзилы лет сорока с пышной чёрной курчавой бородой и густой шевелюрой, выбивающейся из-под меховой шапки, кривыми зубами и яркими мальчишескими глазами, сейчас смотревшими обиженно на барина и его слугу, ни за что ни про что его отчитавшего. Карлу даже стало жалко Прохора, о чем он тут же заявил подошедшему Миконе:
– Зачем ты его так круто в оборот взял? В чем мужик провинился, не он эту дорогу так угрохал, что по ней не пройти ни проехать.
– Он мог бы поехать нормальной дорогой, а не по этой расколдобице тащиться, – успокаиваясь заявил Миконя и боязливо осмотрелся по сторонам. – Что-то не нравится мне тут, барин, совсем не нравится. Жутища какая-то.
– Брось, Миконя, обстановку нагнетать, сейчас починимся и дальше поедем. Ничего страшного и неприятного пока не случилось.
И словно бы в насмешку над словами барона Мюнха, пепельное небо разразилось громом и пролилось дождем.
Карл тут же поскучнел лицом, вжался
