единстве проявляется также участие первоначального сознания, объединяющего разнообразные черты наглядного представления вообще сообразно с категориями. Следовательно, всякий синтез, делающий возможным восприятие, подчиняется категориям, и так как опыт есть познавание посредством объединенных восприятий, то категории суть условие возможности опыта и имеют значение априори о всех предметах опыта.
Станем наблюдать опытное представление, например дом, посредством самосознания разнообразных черт его; необходимое единство пространства и внешнего чувственного представления служит мне как бы фоном, на котором я рисую образ его сообразно с этим синтетическим единством. Если я отвлеку форму пространства, то я найду, что указанное синтетическое единство исходит от рассудка и что оно есть категория синтеза однородных черт в представлениях вообще, т. е. категории величины, с которою должен согласоваться синтез самосознания[9].
Наблюдая, например, охлаждение воды, я замечаю два состояния (жидкое и твердое), которые в отношении времени друг к другу противоположны. Вместе с формою времени, которое всегда лежит в основе явления как внутреннее представление, я должен представлять необходимое синтетическое единство разнообразных черт; без него взаимное отношение двух состояний не может быть определено. При этом отвлекая постоянную форму внутреннего представления, время, я нахожу, что упомянутое синтетическое единство как условие априори, от которого зависит соединение черт представления вообще, есть категория причины, по которой я определяю все случающееся во времени. Следовательно, наблюдение событие и самое событие, т. е. по способу восприятия, состоит в зависимости от понятия отношения причин и действий; то же – во всех других случаях.
Категории суть понятия, предписывающие априоризаконы явлениям, а с ними и природе как совокупности всех явлений (natura materialiter spectata). Спрашивается, из чего же следует то, что природа должна сообразоваться с нашими законами, что законы не выводятся из природы, как их первообраза (иначе они были бы только опытными), т. е. возникает вопрос, каким образом категории могут априори определять соединение разнообразных черт природы, не заимствуя их из нее? Здесь вся суть вопроса.
Что законы явлений в природе должны согласоваться с рассудком и его формой априори, т. е. способностью вообще соединять разнообразные черты, – это не более странно, как и то, каким образом явления должны согласоваться с формою чувственного представления априори. Законы не существуют в самих явлениях, но только наблюдаются лицом, которому что-нибудь является как существу разумному; и явления не существуют сами в себе, но могут существовать только для такого существа, которое одарено внешними чувствами. Конечно, можно согласиться, что вещам самим в себе присуща законосообразность, независимо от познающего их рассудка. Но явления суть только представления вещей, о которых мы не знаем, что они такое сами в себе. Как представление,
Таким образом, очевидно, что опытный синтез наблюдения должен согласоваться с синтезом самосознания, который всецело априори заключается в категории. Одна и та же самодеятельность, в первом случае как воображение, во втором – как рассудок, вносит единство в разнообразное содержание представления.
