выпустил изо рта облако сигарного дыма.
– Невероятно, что эта девица сказала доктору Краучу! Вот дерзость! Если бы в нашем доме хоть какая-нибудь служанка так заговорила, матушка тут же вышвырнула бы ее на улицу.
– Твоя матушка и в самом деле меня пугает, – с ужасом в голосе проговорил Чарльз.
– Матушка говорит: нужно, чтобы ирландцы знали свое место. Это единственный способ поддерживать порядок, особенно сейчас, когда в город переезжают все эти новые люди и из-за них возникают неприятности.
«Новые люди». Норрис относился к их числу.
– Хуже этих служанок нет. Стоит повернуться к ним спиной, и они уже тащат рубашки из твоего гардероба. Ты замечаешь пропажу, а они заявляют: вещь-де потерялась во время стирки или была порвана собакой. – Эдвард фыркнул. – Этой девице надо знать свое место.
– Ее сестра вполне может умереть, – вмешался Норрис.
Все трое обернулись – гарвардские юноши явно удивились тому, что их немногословный коллега вдруг заговорил.
– Умереть? Это довольно серьезное заявление, – заметил Эдвард.
– Она рожает пять дней и уже напоминает труп. Доктор Крауч может пускать ей кровь сколько угодно, но, похоже, шансов у нее немного. Ее сестра знает это. В ней говорит горе.
– И тем не менее ей стоит помнить, от кого исходит милость.
– И благодарить за каждую кроху?
– Доктор Крауч вовсе не обязан лечить эту женщину. Но сестра ведет себя так, будто у нее есть на это право. – Эдвард затушил сигару о свежевыкрашенные перила. – Немного благодарности им не повредит.
Норрис почувствовал, как его лицо заливает румянец. Он был близок к тому, чтобы разразиться резкой тирадой в защиту девушки, но Венделл ловко перевел разговор на другую тему.
– Мне кажется, из этого получатся стихи, верно? «Горячая ирландка».
Эдвард вздохнул:
– Пожалуйста, не надо. Неужели снова ваши ужасные вирши!
– А как насчет такого названия, – подхватил Чарльз, – «Ода преданной сестре»?
– Оно мне нравится! – воскликнул Венделл. – Дай-ка я попробую. – Он немного помолчал. – Иль воин непреклонный перед нами, иль дева – неподкупна и нежна…
– Ее сестра в опасности смертельной, – добавил Чарльз.
– И… и… – Венделл задумался над новой строкой.
– …в бой бесстрашно ринулась она! – закончил Чарльз.
Венделл рассмеялся:
– И снова поэзия торжествует!
– Тогда как остальные страдают, – пробормотал Эдвард.
Норрис слушал их разговор, испытывая острое чувство неловкости, чувствуя себя чужаком. Как же запросто его коллеги шутят и смеются друг с другом! Как мало надо – всего лишь несколько строк поэтической импровизации напомнили Норрису о том, что у этих троих есть прошлое, к которому он не имеет никакого отношения.
Внезапно выпрямившись,
