проклинал тот миг, когда вызвался освободить девчонку. И уже в который раз зарекался прикасаться к панадскому жевательному табаку, когда нужно будет принимать решение, браться за очередное поручение или нет.
Парнишка в углу как раз освободился от веревок, когда Кранит втолкнул свою строптивую добычу из шлюза в кабину. Очевидно, Кранит недооценил не только своенравие девчонки, но и способности кориантумского капитана. Он связал Гланиса по рукам и ногам, прежде чем швырнуть его в шлюпку, но тот умудрился выпутаться изо всех узлов. Кранита взяло опасение, что теперь драться придется не только с девчонкой, но и с ее любовником. Второй раз за день.
У Гланиса были длинные каштановые волосы, на затылке собранные в хвост, и аккуратно подстриженная бородка. Одет он был в кожаную форму кориантумской гвардии: длинная куртка землистого цвета с неброскими знаками отличия, узкие штаны и сапоги. Глаза – тревожного светло-голубого оттенка, очень серьезные, почти колючие. Он был слишком хорош собой, чтобы Кранит воспринял его как серьезного противника. Собственная беспечность чуть не довела оружейника до беды, когда он попытался заставить Гланиса покинуть камеру, где оставались шестеро его солдат. Мальчишка дал весьма достойный отпор. В конце концов Кранит врезал ему так, что тот потерял сознание, и отнес парнишку в шлюпку, но схватка с ним отняла много времени – и пока он провозился, баронесса попыталась сбежать самостоятельно.
Иница сняла шлем, но никак не могла подняться на ноги в громоздком скафандре и поползла к Гланису на четвереньках. Он как раз стряхнул последние веревки и бросился ей навстречу поперек тесной кабины. Они обнялись и разом заговорили – все то, что влюбленные говорят в подобные минуты, – а Кранит тем временем раздумывал, не отвесить ли им по подзатыльнику, чтобы они утихомирились и не мешали ему осуществлять финальную часть плана.
Еще собирая сведения на Кориантуме, он заподозрил, что между ними есть тайная связь – и вскоре убедился в своей правоте. Поневоле он задался вопросом, почему отец девчонки отрядил капитана в смертельный рейс – в силу этого обстоятельства или вопреки ему. Но чем больше он узнавал о положении дел при кориантумском дворе, тем вероятнее ему казался третий вариант: барон Зеффрен действительно не имел ни малейшего понятия, какого рода отношения связывают Иницу с Гланисом.
Зеффрен был глупец, к тому же подверженный приступам меланхолии, и давно утратил всякое чувство реальности. Подданные судачили, что за все время своего правления он улыбнулся на публике аж три раза, а просителей к нему пускали, только если те одеты в черное. Большую часть времени барон проводил в мавзолее своих старших братьев – Фаэля и Хадрата, – в часовне без окон, куда не имел доступа никто, кроме него. Там Зеффрен горевал о братьях, а точнее сказать, клял их на чем свет стоит, потому что теперь ему приходилось нести монаршее бремя.
При этом Хадрат пребывал в добром здравии, да и Фаэль, перворожденный из трех братьев, был жив. Семнадцать лет назад Фаэль покинул Кориантум: во главе баронийского флота он отправился в поход против самых опасных пиратов в Марках – против банды,
