пришлось тащить на себе какую-то тяжесть, грозившую раздавить меня. Представьте себе человека, придавливающего своим телом мешок, наполненный какими-то чудовищными тварями: он судорожно держит его, а мешок все вырывается и вырывается. Так и я напряг последние силы, чтобы держать себя в руках, ибо зная, что если мне это не удастся, то произойдет что-то страшное – я уже не смогу владеть собой. Я же больше всего боялся не смерти, а того обезумевшего существа, в которое могу тогда превратиться. То, что говорил Арсеньев, действовало на меня, как удары ножа. Какую-то долю секунды я боролся с собой, потом покорился. Мне вдруг почудился – ибо это нельзя было назвать воспоминанием – непередаваемый запах вспаханной земли, словно я стоял среди обнаженных, ждущих весны полей, на холме, вдыхая ошеломляющий, опьяняющий аромат, в котором таится ожидание жизни и самая жизнь. Это был кризис. Меня охватило невозмутимое железное спокойствие. И тогда пришло решение. Я наклонился, нащупал спину Арсеньева, его могучие мускулы под холодной тканью комбинезона. Как вор, я залез ему в карман. В первое мгновение он не мешал мне, но когда сквозь ткань мне удалось нащупать рукоять револьвера, он понял. Мы вдруг схватились в полной тишине. Слышалось только наше затрудненное дыхание. Он был сильнее и придавил меня к стене, потом включил фонарь у меня на груди. Желтый свет клином вбился между нами.
– Дайте, – прохрипел я. – Дайте… только один заряд…
Он не отвечал и все сильнее прижимал меня к стене.
– Дайте револьвер, – задыхаясь, говорил я. – Не будьте глупым!
Я уже не вырывался.
– Канченджонга, – шепнул он мне на ухо.
– Дайте револьвер. Все кончено…
– А тогда…
– Тогда была надежда. Дайте, Петр!
– И теперь есть.
– Неправда!
Он вдруг отпустил меня и сделал шаг назад.
– Вы хотите оставить меня здесь одного? – медленно произнес он, огромный, с гигантской тенью над головой.
Что-то стиснуло мне горло с такой силой, что я едва мог перевести дыхание. С минуту я трясся, словно бился в судорогах. Потом хлынули слезы. Я опустился на колени. Он сел рядом со мной. Большая тяжелая рука обняла меня за плечи.
– Ну, ну… – говорил он. – Ну, ну…
– Слушайте, – сказал я спокойнее, – они не знают, что мы пропали. Впрочем, они все равно нас не найдут. Надежды нет. Зачем ждать? Если бы у нас была взрывчатка…
– Взрывчатка есть, – ответил он и коснулся баллона на моем кислородном аппарате.
– Кислород?!
– Да, жидкий кислород.
Я вскочил и снова опустился.
– Нет, это ни к чему, я уже думал об этом. Кислород сам по себе не взрывается: его нужно смешать с горючим материалом.
– Правильно.
– А у нас ничего такого нет.
– Есть.
– Что?
Он достал из кармана два маленьких плоских кусочка: это был прессованный сахар. Я начал понимать.
