тут есть еще кое-что, видите?
От изображения Венеры прямо к Земле шла пунктирная незакрашенная линия, соединявшая обе планеты. Меня обуял непонятный страх. Я быстро обернулся, но грот был пуст – только медленно колыхалась металлическая паутина, роняя легкие хлопья сажи.
– Здесь были люди… – прошептал я, не отваживаясь говорить громко.
– Нет, это создано не человеческой рукой, – возразил Арсеньев.
– Как странно блестит эта скала, – сказал я немного погодя, – словно глазурь.
Поверхность стены была покрыта сеткой тоненьких голубоватых, блестевших, как стекло, жилок.
– Что это может быть, доктор Райнер?
– Не знаю, никогда не видел… Как будто авантюрит, но оплавленный крайне высокой температурой… Не знаю, – повторил он.
Арсеньев спрятал пригоршню металлических шариков в карман скафандра.
– Друзья мои, сейчас мы не можем задержаться здесь, чтобы определить значение нашего открытия. Нам нужно идти дальше, да еще как можно быстрее. Через четыре часа начнутся сумерки.
Мы покинули грот, не произнеся больше ни слова. Туман уже слегка потемнел, окрасился в голубоватые тона и в то же время поредел. Когда мы спускались по отлогому склону, я уже без труда мог увидеть последнего из идущих товарищей.
Мы быстро прошли не меньше десятка километров по сравнительно ровной местности. Потом грунт, казалось, начал повышаться, но это могло быть и иллюзией, так как глазу не на чем было остановиться. Вдруг впереди меня послышался приглушенный крик и глухой отзвук. Я кинулся вперед.
Арсеньев лежал, упираясь руками в почву.
– Остановитесь, остановитесь! – кричал он, поднимая топорик. Я подошел еще на шаг. Прямо под ним разверзлась мрачная пропасть, дно которой тонуло в тумане. Другого края не было видно даже с помощью радароскопов. Райнер пробормотал, что, быть может, другого берега нет и что мы, вероятно, стоим над обрывом, которым плоскогорье спускается к равнине.
– А ведь от ракеты нас отделяет едва тридцать километров, – сказал Арсеньев, стараясь ориентироваться по карте, хотя она была очень неточная и уже несколько раз в пути обманывала нас.
– Попробуем спуститься. Чем ниже мы будем, тем лучше, и нам, быть может, удастся найти какое-нибудь укрытие.
Через несколько сотен шагов обрыв не был уже таким отвесным; на экранах радароскопов порой мелькали зеленоватые изображения удобных для спуска откосов. Я пошел первым. Вокруг вились легкие струйки пара. Мрак сгущался. Туман окрашивался в синие, пепельные, даже фиолетовые тона. Иногда приходилось помогать себе руками, так как подкованные носки сапог скользили по гладким пластам. Не обошлось, конечно, и без того, чтобы кто-нибудь упал. Ниже уклон стал более покатым, но скалы были прорезаны глубокими пересекающимися канавками. Каждый неверный шаг грозил
