стол к завтраку. Полезла в шкаф, дрожащими руками достала три тарелки. Звякнула ими о стол, не удержав.
– Кейт? – окликнул меня Патрик, но я поспешно перебила:
– Все в порядке, накрою пока на стол.
Полезла в ящик с приборами – где он, я тоже прекрасно помнила, – но руки тряслись и слезы застилали глаза, так что вместо ножа для масла я ухватила разделочный. Лезвие выскользнуло из неловких пальцев, срезав краешек мизинца.
– Ой! – вскрикнула я, глядя, как тянется по ладони алая лента.
Патрик бросился ко мне, схватил за руку.
– Ничего себе поранилась! Ханна, принеси маме пластырь, пожалуйста.
Ханна кивнула и выбежала из кухни. Патрик снова обернулся ко мне, но я глядела не на него, а на свою руку.
– Я порезалась! – выговорила я в изумлении.
– Вижу, милая. – Патрик схватил бумажное полотенце, осторожно прижал бумагу к пораненному пальцу. – Подержи так минутку, хорошо? Сильно болит?
Но я по-прежнему в немом изумлении глядела на собственную кровь.
– Я порезалась! – повторила я. Если это сон, то от боли я ведь должна была проснуться, как возвращается к реальности ущипнувший себя человек?
Вернулась Ханна, протянула Патрику упаковку с пластырем, тот быстро ее вскрыл и заклеил мне ранку.
– Ну вот, – сказал он. – Как новенькая.
– Как новенькая, – эхом отозвалась я, все еще глядя на свою руку и не веря глазам.
Патрик слегка сдавил мне плечо, потом обернулся к Ханне и улыбнулся.
– Так, детка, – сказал он, хватая лопатку и преувеличенно ею размахивая. – Будешь французские тосты или яичницу с беконом? Заказы принимаются.
Ханна рассмеялась – чудесный смех, – склонила голову набок.
А потом она сделала то, что застало меня врасплох: ответила Патрику на языке жестов.
Еще больше меня поразило, что я понимаю каждое слово.
«Яичницу, пожалуйста! – изобразила она знаками, а потом глянула на меня и добавила, тоже знаками: – Что такое? Почему ты так странно на меня смотришь?»
У меня буквально отвисла челюсть.
– Она глухая, – прошептала я, обращаясь к себе, а не к Патрику, но он оглянулся в тревоге, и по лицу Ханны тоже скользнула тень. Я подняла руки, чтобы ответить ей жестами: «Все в порядке, Хан-на, извини», – но вдруг осознала, что, хотя в этом сновидении я прекрасно понимаю Ханну, сама говорить на языке жестов не умею.
Я обернулась за помощью к Патрику, меня охватила паника, и я увидела, что он уже тает, как и вся кухня.
– Нет! – закричала я. – Нет! Я не готова!
– Кейт? – Патрик шагнул ко мне, но в окна хлынул свет, стирая и его, и кухню.
– Я люблю тебя, Патрик, – и Ханну, скажи ей, что я ее люблю! – успела я крикнуть, прежде чем свет ослепительно вспыхнул,
