солнца, заливистое пение птиц над головой, сытый желудок и надежда на будущее настолько меня приободрили, что захотелось не просто жить дальше, но и радоваться жизни. В конце концов, в родном мире мое будущее тоже не играло радужными красками. Тем не менее я никогда не расклеивалась до конца и здесь не собираюсь.
Но где же Лэнс? Я уже устала загорать в рассеянной, ажурной тени окружающих меня деревьев. Разве он не опасается, что меня кто-нибудь съест? Тот же вчерашний медведь? Или опаснее князя хищника нет? Я вспомнила силуэт сидящего на ветке зверя на фоне луны. Кто он? Рысь? Очень большая рысь, примерно как та, что выходит сейчас на поляну из зарослей малинника, бесшумно ступая широкими лапами по земле.
Страха не было, а вот жгучий интерес и желание рассмотреть поближе присутствовали. Это был рыжий, с разбросанными по спине и бокам бурыми крапинами огромный кот с коротким хвостом и забавными кисточками на ушах, которые так и хотелось потрогать. А еще погладить густой, шелковистый, блестящий мех, потрепать «бакенбарды» и провести рукой по круглой голове.
Кот приближался очень медленно, а потом и вовсе остановился в паре метров от меня.
– Лэнс? – на всякий случай уточнила я.
Кошак кивнул, продолжая оставаться на месте. Я подошла и протянула руку. Зверь встопорщил усы, возможно предупреждая, что он против прикосновений. Но соблазн был слишком велик.
– Я тебе нужна. Значит, ты меня не тронешь, – сказала я рыси и опустила руку ей на голову.
Как же приятно гладить густой, шелковистый мех. Однако продолжалось удовольствие недолго. Кошак вывернулся из-под моей ладони, отскочил в сторону и исчез в тумане, из которого тут же выступил Лэнс.
– Ну ты и наглая, – то ли возмутился, то ли восхитился он. – Я решил, что лучше показать, чем рассказать, однако не ожидал, что ты примешь меня за домашнюю кошку и набросишься с ласками.
Я покраснела. Действительно, получается, прямо сейчас я нежно гладила по голове мужчину.
– Значит, ты оборотень? – спросила, чтобы хоть как-то справиться с неуместным смущением.
– Нет. Насколько я помню, оборотни в представлении людей Третьего мира какие-то извращенцы, которые не контролируют свое обращение, воют на луну и едят всех подряд.
«Емкое определение», – подумала, но вслух ничего не сказала, только кивнула.
– Я – двуликий. У меня две равноправные ипостаси. Я человек и зверь одновременно, в любом обличье.
– А зверь может разговаривать?
– Нет. Но это и не нужно. У нас есть другой способ общения.
– Какой?
– Давай я отвечу на твои вопросы, когда мы приедем домой.
Лэнс подошел к давно потухшему костру, взял свою куртку, с одобрением поглядел на уменьшившуюся горку мяса, завернул остатки еды в лист «лопуха» и сунул сверток в мою дырявую после встречи с медведем котомку.
– Раз тебе понравилось, как я выгляжу в облике зверя,
