а не я сама! – беспомощно возразила Джеральдина.
– Вы сами – представительница цветной недорасы, – передернулся хозяин, – что еще хуже!
Джеральдина, наговорив хозяину дерзостей, ушла с гордо поднятой головой. В другой лавке ее встретили с распростертыми объятиями: еще бы, ведь она была очень выгодной клиенткой. Однако женщина никак не могла забыть о происшествии. Странно, но несколько приятельниц, которые раньше сочли бы за честь быть приглашенными на прием в дом Вайнгартенов, в ответ на приглашения прислали письма, извещавшие, что они не желают больше поддерживать контакты с семьей, в которой муж является евреем, а жена мулаткой.
Джеральдина решила не забивать себе голову подобной ерундой и занялась подготовкой незабываемого праздника.
Через какое-то время к ней пришла бонна ее сына, вся в слезах: она вместе с маленьким Джошуа прогуливалась в Тиргартене, и там их окружили наглые молодчики, внимание которых привлекла смуглая кожа мальчика. Узнав, что он сын банкира Вайнгартена, гитлеровцы заявили бонне, что ребенок является выкрестом и дегенератом, потому что его отец – еврей, а мать – негритоска, а таких, как он, необходимо убивать.
Джеральдина запретила бонне ходить в Тиргартен и предпочла тотчас забыть об инциденте. Наконец наступила долгожданная дата – 30 января 1933 года. В тот морозный понедельник все началось так, как и представляла себе Джеральдина: муж еще в постели поздравил ее – выйдя из спальни, она обнаружила будуар, заполненный желтыми розами, своими любимыми цветами: их было никак не меньше нескольких сотен. Супруг преподнес ей сафьяновый футляр, в котором находилось самое роскошное изумрудное ожерелье, какое только доводилось видеть Джеральдине (изумруд был ее любимым камнем).
Весь день походил на сказку – Джеральдина готовилась к приему, назначенному на вечер. Незадолго до прибытия первых гостей облаченная в голубое платье Джеральдина прошла в кабинет мужа, чтобы тот, конечно же, сделал ей комплимент. Джеральдина была довольна тем, что беременность не слишком портит ее внешность, хотя она многое бы отдала, чтобы ребенок не мешал ей царить на празднике.
Альфред сидел за столом и смотрел в потолок, скрестив руки на груди. Джеральдина капризно спросила супруга:
– Фредди, почему ты ничего не скажешь о моем платье?
Муж, рассеянно взглянув на Джеральдину, как-то апатично промолвил:
– Ты, как всегда, великолепна.
Почувствовав – что-то произошло, Джеральдина приблизилась к Альфреду и с трепетом спросила, опасаясь худшего (разорения банка и предстоящей нищеты):
– Какие-то неприятности, Фредди?
– Как только что стало известно, рейхспрезидент фон Гинденбург назначил нового рейхсканцлера, – ответил муж.
Джеральдина, совершенно не интересовавшаяся политикой (ее занимали только политики, и то для того, чтобы иметь возможность пригласить к себе наиболее влиятельных и знаменитых), беспечно воскликнула:
–
