класса эксплуататоров, угнетатель рабочего класса, воротила, наживающийся на чужих страданиях и строящий свое миллионное благосостояние на крови наших с вами братьев и сестер...
– Заткнись, сопляк, – раздался бас Беспалова, и террорист, ошарашенный незапланированной реакцией жертвы, даже покачнулся. Миллионер, лоб которого пересекла поперечная морщина, продолжил негромко, но его голос разносился по всей приемной зале, ибо в ней царила гнетущая тишина: – А ты, как я вижу, представитель касты неудачников, лентяев и умственных импотентов. Вместо того чтобы вырваться из болота, в котором ты оказался, предпочитаешь валить собственные грехи на других, считаешь, что, уничтожив парочку богатеев, сотворишь для народа добро? Да народ чихать хотел на таких лодырей и идиотов, как ты!
– Что вы... что ты себе позволяешь? – в смятении произнес революционер. – Вы... ты должен молчать, когда я произношу речь! Я тренировался долго...
Беспалов, закинув голову назад, расхохотался, и от этого холодного смеха по спине у Алексея пробежали мурашки.
– Ты, вошь, даже убить меня, капиталиста и вурдалака, сосущего соки из рабочего класса, не можешь, – сказал он жестко. – Так что давай, охламон, стреляй в меня. Ну, слышишь, стреляй. Живо, стреляй!
Беспалов, ухмыляясь, смотрел в глаза революционеру. Тот, первым не выдержав, отвел взгляд. Рука, в которой был зажат револьвер, дрогнула. Вот и все, подумал Алексей. Со мной было бы то же самое – я бы не смог спустить «собачку». И не потому, что убить человека так сложно, а оттого, что Беспалов демонстрирует моральное превосходство и ни капельки не боится. Да, план Алексея пошел прахом...
– Ну что, козлобородый, кишка тонка? – спросил с усмешкой капиталист. Затем он протянул руку к революционеру и потребовал: – Отдай мне револьвер и катись на все четыре стороны. Я даже в полицию на тебя заявлять не буду. Иди к своим единомышленникам-придуркам и сообщи, что Беспалов никого не боится – ни бога, ни черта, ни таких бастардов, как ты, уж точно! Эх, даже застрелить врага рабочего класса не в состоянии!
Революционер, весь запал которого уже прошел, был готов вручить Афанасию Игнатьевичу револьвер, как вдруг раздался властный женский голос:
– Степан, не смей делать этого!
Алексей обернулся и увидел девушку вряд ли старше двадцати, ослепительно красивую, стоявшую на пороге приемной залы. Завидев ее, рыжебородый революционер расплакался и простонал:
– Верочка, я не могу! Я просто не могу...
– Зато я смогу, – твердо ответила та и уверенным шагом подошла к своему трясущемуся единомышленнику.
В руках она держала большой черный портфель. Расстегнув его, девица вынула из него странное приспособление, взглянув на которое Алексей тотчас понял (все-таки его профессия – инженер): адская машина, причем колоссальной силы!
Беспалов переменился в лице, Алексей уловил на нем замешательство и даже легкую тень страха. Еще бы, ведь юная бомбистка, в отличие от козлобородого,
