небес. Она выглядела как девушка в расцвете красоты, спокойно придерживающая рукой свою тунику. В ее облике не ощущалось ничего божественного, кроме удивительной одухотворенности и хрупкой девственности. Влюбленный юноша в Древней Греции, приносивший жертву перед этой прекрасной статуей, должно быть, забывал, что поклоняется богине, а видел в ней только земную невинную девушку, блистающую молодостью и красотой.
В глазах Артура Маргарет тоже обладала утонченной грацией богини и тем же безмятежным спокойствием, в ней так же все дышало чистотой и невинностью. Черты лица мисс Донси отличались тем же божественным совершенством, что и у греческой статуи. Кожа девушки была гладка, как белый мрамор, цвет же ее напоминал ласкающие взор краски заката, нежные лепестки чайной розы и глубину морских бездн. Рука богини покоилась на плече, и Артур заметил, что рука Маргарет так же миниатюрна, изящна и бела.
– Какой же ты глупый! – засмеялась девушка, видя, что молодой человек молча посматривает то на нее, то на статую.
Бардон медленно поднял глаза, и она увидела, что их заволокло слезами.
– Что с тобой?
– Мне бы хотелось, чтобы ты не была так прекрасна, – ответил он запинаясь, словно ему трудно было произносить эти странные слова. – Я так боюсь – вдруг что-нибудь случится и помешает нам быть счастливыми. Мне слишком хорошо, чтобы это могло продолжаться долго.
Маргарет хватило воображения, чтобы понять, как нелегко такому рассудительному человеку, как он, выразить свои чувства. Любовь к ней изменила его характер, и, хотя он ничего не мог с собой поделать, все в нем восставало против влияния, которое она на него оказывала. Маргарет не нашлась с ответом и просто взяла его за руку.
– Мне всегда везло, – как бы самому себе сказал он. – Когда я чего-то сильно желал, то обычно получал это. И не вижу, почему теперь должно быть иначе.
Он постарался успокоиться, не придавать значения инстинктивному предчувствию беды, взять себя в руки.
– Глупо быть таким мнительным, – пробормотал он.
Маргарет засмеялась. Они покинули галерею, свернули на набережную, перешли мост и направились вдоль реки к дому доктора Поро.
Тем временем Сюзи спустилась по бульвару Сен-Мишель, заполненному воскресной толпой, к той части Парижа, которая была особенно дорога ее сердцу. Остров Сен-Луи был для нее воплощением духа Франции, он нравился ей куда больше нарядных бульваров, которые так любимы англичанами. Названный в честь Святого Людовика один из островов Сены обладал особым очарованием. Узкие улочки со множеством уютных кафе походили на улицы провинциального городка. Их причудливость давала пищу воображению, от них веяло тишиной и покоем. Названия улиц напоминали о монархии, погибшей в крови и рисовой пудре. Даже платаны выглядели здесь более важно, будто сознавали, что растут в той части Парижа, которую еще не захватил научно-технический
