я, – повторил я. – Нет у меня ни родственников, ни друзей близких. Удивляешься, почему меня до сих пор с земли не согнали? Нечему тут удивляться, это закон божий в действии. У нас закон другой, чем в иных местах, заповедь только одна, и гласит она – не греши и будешь жить. Метнуть заклинание в ближнего своего – смертный грех, о такой вещи только подумаешь, сразу все поджилки трястись начинают. Чувствовал уже такое?
Кержак немного помолчал, раздумывая, и склонил голову.
– Правильно, что признаешься, – одобрил я. – Ложь – тоже грех, пусть и небольшой. Думаешь, почему я к тебе сразу спиной поворотился? Думаешь, меня никогда убивать не пытались? Много раз пытались. В первый год, считай, каждый день разбойники приходили, не могли мимо пройти – как увидят, что мальчишка несмышленый такой участок себе огородил, сразу внутрь ломятся. Даже смешно бывало – стоит, ругается, угрожает, а только замахнется, глядишь – уже в грязи валяется и ногами сучит. Посучит—посучит, да и перестанет. Урожай у меня в том году был огромный, столько трупов на грядки перетаскал…
– А как получилось, что ты такой большой участок себе отхватил? – спросил Кержак. – Я, пока по деревне шел, ни у кого такого поля не видел.
– Потому что умный не по годам, – улыбнулся я. – Да и повезло мне. Пока взрослые друг другу страшные байки рассказывали, я уже поле огораживал. Да и не было у меня особого выбора – отца болотный змей утащил, мать к себе Буряк взял третьей женой, а я нужен ему был, как козе гусли. Да ну его… – Я махнул рукой. – Теперь я ему даже благодарен. Если бы не он, ни за что бы так не развернулся. Поле у меня вдвое больше, чем у старосты нашего, коз полторы сотни, мясо ем, когда захочу… Только жениться еще надо для полного счастья.
– Ну, с этим-то у тебя проблем не будет, – предположил Кержак. – За такого хозяина любая девка выскочит.
Я вздохнул. Если бы все было так просто…
– Девка-то выскочит, – сказал я, – да кто ж ей позволит? Прелюбодеяние – смертный грех. Если без отеческого благословения ложе разделить, наутро на этом ложе два трупа и останутся.
– Почему без благословения? – не понял Кержак. – Ты в деревне самый богатый, любой нормальный отец…
– Где бы найти такого нормального отца, – перебил его я. – Кто я для них? Сирота хитрозадый, ни роду, ни племени, ростом не вышел, силой – тем более. Понятно, что в Преддверии сила не важна, но одно дело – здравый смысл, и совсем другое дело – традиции.
Немного поколебавшись, я добавил:
– Есть у меня зазноба. Красивая, умная, хозяйка хорошая, любит меня, и я ее люблю, все хорошо, кроме одной мелочи. Отец у нее – деревенский староста. Не хочет он мне ее отдавать, зазорно ему, дескать, с бобылем родниться. Ничего, уговорю как-нибудь. Поймет когда-нибудь старый козла, что законы древние больше не действуют. Теперь у нас один закон – новые боги.
– Расскажи про них побольше, – попросил Кержак. – Про Лысую гору столько чудес рассказывают…
– Есть там чудеса, –
