насмотревшись на людей и торговлю, ребята договорились с мужиками, собиравшимися после торгов ехать в одну из ближних к расположению отряда деревень, подвезти их. Обоз должен был тронуться в путь после полудня. Чтобы скоротать время, все четверо зашли в одну из харчевен, которая именовалась чайной. На вывеске был намалеван пузатый самовар и цветастые кружки. Это была большая дымная изба, освещенная двумя керосиновыми лампами. Из кухни несло чадом подгоревшего жаркого. За несколькими сбитыми из досок столами сидели селяне, пара пьяных казаков и еще какие-то темные личности из местных выпивох и рыночных воришек. Обслуживающие посетителей китайцы подали на стол по миске шалме – лапши в мясном соусе, острую капусту с перцем и штоф водки. Арсений потребовал не налегать на спиртное, но Арнольд Наумкин был падок до выпивки и вскоре, изрядно захмелев, стал болтлив и привязчив. Он начал бахвалиться своими связями в городе, предлагал посетить знакомых девиц, а затем стал заговаривать с крестьянами за соседним столом. Все попытки утихомирить болтуна были безрезультатны. Сеня попытался побыстрее выпроводить его на морозец, но тот, в последний момент, начал громко ораторствовать.
– Что, – закричал он, обращаясь к мужикам, – сидите как мыши! Для вас великие люди разработали программу борьбы за светлое будущее без помещиков и капиталистов, а вам все по херу.
– Окстись, мил человек, – возразил один из деревенских. – Помещиков мы отродясь не видели. Мы вольные хлебопашцы и, если бы не смута в центре, жили бы припеваючи. Землицы у нас вдоволь, охота и рыбная ловля царские. Знай дело трудись.
– Ты тупой дурак, ты своего счастья не понимаешь, а оно в борьбе за революционные преобразования во всем мире, – заартачился Наумкин.
– Пошли, пошли отсюда, – Арсений и Евсеич стали вытаскивать пьяненького Гершку из-за стола. Тот упирался и продолжал разглагольствовать.
– Шлимазлы вы все тут, дураки и лайдаки, мать вашу, так и будете прислуживать капиталистам и вы, и дураки казаки своим бандитским атаманам.
Последняя фраза пробудила от сонной дремы подвыпившего казака. Он, встрепенувшись, вскочил из-за стола и, ударив по нему кулаком, заорал:
– Кто тут казаков поносит, это ты, рожа, казачеству указ даешь? Ты агитатор краснопузый!
Глаза казачины налились кровью.
Второй казак попытался его урезонить и, ухватив за рукав шинели, попытался усадить на лавку.
– Уймись, Трофим! Тьфу на них, кто они есть супротив казачьего роду?
– Э, нет, паря, шалишь, он понимат, чё болтат. Он, вражина, сейчас в рыло получит!
Вместо того чтобы благоразумно заткнуться, Гершка, чуя численное превосходство, визгливым голосом выкрикнул:
– Сатрап, царский выкормыш, холуй атаманский! Кто тебя здесь боится!
Такие слова окончательно взбесили станичника. Он оттолкнул дружка и, выхватив шашку, рубанул ей по столу.
Дело принимало скверный оборот. Пытаясь предотвратить конфликт, Сеня, обращаясь к казачине, заговорил примирительно
