из позвонков,Нюренбергская есть пружина,
Выпрямляющая мертвецов.
* * *
– Нет, не мигрень, но подай карандашик
ментоловый, —
Ни поволоки искусства, ни красок пространства
веселого!
Жизнь начиналась в корыте картавою мокрою
шёпотью,
И продолжалась она керосиновой мягкою
копотью.
Где-то на даче потом в лесном переплете
шагреневом
Вдруг разгорелась она почему-то огромным
пожаром сиреневым…
– Нет, не мигрень, но подай карандашик
ментоловый, —
Ни поволоки искусства, ни красок пространства
веселого!
Дальше, сквозь стекла цветные, сощурясь,
мучительно вижу я:
Небо как палица грозное, земля словно
плешина рыжая…
Дальше – еще не припомню – и дальше как
будто оборвано:
Пахнет немного смолою да, кажется, тухлою
ворванью…
– Нет, не мигрень, – но холод пространства
бесполого,
Свист разрываемой марли да рокот гитары
карболовой!
* * *
Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья
и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь
труда.
Как вода в новгородских колодцах должна быть
черна и сладима,
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью
плавниками звезда.
И за это, отец мой, мой друг и помощник мой
грубый,
Я – непризнанный брат, отщепенец в народной
семье —
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы
