потребовал робот.
Геррон не ответил и двинулся прочь, оставив ящик открытым. Робот увязался за ним следом.
– Скажи мне, что это означает, или будешь наказан.
– Если ты можешь взять паузу на размышления, то и я могу, – отрезал Геррон, хотя при угрозе наказания внутри у него все мучительно сжалось, словно боль была страшнее смерти. Но Геррон отнесся к своим внутренностям с величайшим презрением.
Ноги несли его обратно к мольберту. Едва взглянув на диссонирующие, грубые линии, минут десять назад так тешившие его, он нашел их отвратительными, как и все, что перепробовал за последний год.
– Что ты делал здесь? – осведомился берсеркер.
Взяв кисть, которую позабыл почистить, Геррон с раздражением принялся ее вытирать.
– Это была попытка постичь квинтэссенцию твоей сути, запечатлеть ее красками на холсте, как запечатлены были эти люди, – махнул он рукой в сторону стеллажей. – Попытка провальная, как и большинство других.
Последовала новая пауза, измерить которую Геррон даже не пытался.
– Попытка воздать хвалу мне?
– Называй как хочешь. – Переломив испорченную кисть, Геррон швырнул обломки на пол.
На сей раз пауза была краткой, после чего автомат, не проронив ни слова, развернулся и зашагал к шлюзу. Некоторые его приятели с лязгом потянулись следом. Со стороны шлюза послышался звон и грохот, будто из слесарной мастерской. Итак, допрос на время прерван.
Мыслями Геррон был готов обратиться к чему угодно, только бы позабыть о своей работе и своей участи, и снова вернулся к тому, что показал, вернее, пытался показать Ханус. Как сказал капитан, это нестандартная шлюпка, но она способна ускользнуть. Надо всего лишь нажать на кнопку.
Геррон зашагал, легонько усмехнувшись при мысли, что если берсеркер и в самом деле настолько беззаботен, как кажется, то не исключена возможность удрать от него.
Удрать, но к чему? Писать картины он больше не может, если вообще мог хоть когда-нибудь. Все, что ему действительно дорого, сосредоточено теперь здесь – и на других кораблях, покидающих Землю.
Вернувшись к стеллажам, Геррон еще дальше выдвинул ящик «Человека с перчаткой», так что тот вышел из пазов и стал удобной тележкой, и покатил портрет на корму. Он еще может употребить свою жизнь на благое дело.
Из-за статгласовой оболочки картина стала массивной и неповоротливой, но, пожалуй, втиснуть ее в шлюпку все-таки удастся.
И все это время, будто зуд, донимающий человека на смертном одре, мозг Геррона сверлил вопрос: какие же надежды капитан возлагал на шлюпку? Вроде бы ничуть не беспокоясь об участи Геррона, Ханус все толковал о своем доверии к нему…
Уже на подходе к корме, вне поля зрения машин, Геррон миновал крепко увязанный штабель скульптур, когда до его слуха долетел какой-то шум – быстрый, слабый стук.
Ему потребовалось минут пять, чтобы отыскать нужный ящик. Когда же он поднял
