не обращал на него внимания, и он спокойно раскатал матрас, заправил постель, лег поверх одеяла. Спортивный костюм у него теплый, хорошо в нем, комфортно. И тело после бани чистое, не зудит, не чешется. Есть, правда, хочется, но скоро ужин; говорят, в Лефортове неплохо кормят, да и в сумке лежит кусок сала и пачка печенья. Надо будет с сокамерниками по-братски все разделить. Но это потом, потом…
Валентину очень хотелось спать. Он засыпал, наслаждаясь покоем тесного, но, как ему казалось, уютного помещения. Чисто здесь, не воняет; ни в душу никто не пытается лезть, ни в тело… Спасибо Семычу, что подсказал, как попасть в Лефортово…
Глава 8
Внутренний будильник не тикал, но щекотал нервы, предупреждая, что сейчас прозвучит команда «Подъем!». Двадцать восьмое марта, последнее воскресенье первого весеннего месяца, дневальный уже перевел вперед стрелку часов – шесть утра по новому, летнему времени все равно что пять утра по-зимнему…
Валентин вспомнил, как просыпался в последний понедельник прошлогоднего марта месяца. Тогда он лежал в постели с Дарьяной, его ждала утренняя пробежка, о которой он думал с содроганием… Эх, вернуть бы те времена! Но, увы, это невозможно. И те утренние страхи, которыми он терзался тогда, сейчас ему казались сладким сном.
– Подъем! – громко, но с робким видом скомандовал дневальный.
Он стоял в дверях спального помещения, настороженно переминаясь с ноги на ногу. Так он готовился уклоняться от летящего в него сапога. За такое безобразие запросто можно схлопотать пятнадцать суток штрафного изолятора, но есть особо ретивые личности, которым все нипочем. Валентин к таким индивидуумам не относился, поэтому покорно поднялся со своей шконки, проворно оделся, залез, что называется, в сапоги. Пять минут на подъем, десять минут на зарядку. Нужно выходить на площадку перед бараком, на холод, инспектор дежурной смены пересчитает всех по головам, выявит недостающих, начнется разбирательство, а там и время, отведенное на зарядку, кончится. Одно хорошо, что воздуха свежего вдохнуть можно, после сна, после зловония портянок и вчерашнего горохового супа…
Все вышло, как и предполагал Валентин. Пока инспектор разбирался с тремя опоздавшими, пока грозил применить меры, зарядка закончилась, и темная масса невольников с роптанием поползла в обратном направлении.
Валентин помнил, как два месяца назад этапом из Москвы попал в эту колонию. Ему понравилось спальное помещение, в котором он оказался. Двухъярусные койки строгими рядами, подушки пирамидками, одеяла конвертиками, исправные тумбочки без всяких надписей, зато стены расписаны успокаивающими пейзажами – леса, поля, реки, облака в синем небе… Но ведь ему понравилась в свое время Лефортовская тюрьма, а через месяц-другой он волком хотел выть от черной тоски. Каждый день одно и то же, абсолютно никакого разнообразия. И уже совсем не утешала мысль, что сокамерники нормальные люди, а не ушлые хамы из отпетых уголовников…
Он так устал от лефортовской камеры, что начал подумывать о скором этапе как о чем-то если не светлом, то радостном. Хоть какие-то перемены, хоть какое-то веяние жизни… Ждал – и дождался. Приговор был предельно суров: четырнадцать лет строгого
