Рутке, словно хотел поймать там притаившуюся мышь. Заглянул внутрь, хмыкнул довольно.
– Нет ничего! Пусто! – приподнял ящик над головой, зачем-то демонстрируя Трофимову. Оттуда посыпались какие-то крошки, обрывки бумаг, Синицын не обращал на них внимания. – А вы копайте там у себя, в Эрмитаже, изучайте, коли вам нравится!
Он больше не лебезил, не суетился, на Трофимова смотрел в упор, тяжело, не прячась. И хоть был пьян, держаться стал прямее. Совсем другой человек сидел сейчас перед Трофимовым.
– Дикая какая-то история вышла, – сказал Иван, чувствуя себя неловко. – Секретарь обкома, маузер, убийство…
– Вот-вот. А тут вы приезжаете, Иван Родионович… С чего бы это? – Не отрывая от собеседника взгляда, Синицын наклонился, поддел вилкой ломтик балыка, снова откинулся на спинку стула. – Столько лет валялось все это добро по чердакам станичным, никому не нужное, никто его не трогал, не вспоминал… И вдруг все как с цепи сорвались: то оформлять этот стенд срочно, то снимать, то сам Эрмитаж интерес к нам проявил…
– Это тема моей кандидатской, только и всего. «Артефакты мировой религии – мифы и реальность». Ничего загадочного… А перстень у нас в постоянной экспозиции выставлялся…
– Пока не украли, – веско вставил Синицын.
– Да. Вы слышали об этом?
– Музейщики – одна большая семья, – криво усмехнулся Синицын. – И у вас тоже без убийств не обошлось. Знаю, знаю… Так, значит, вы, Иван Родионович, у нас будущий кандидат. Будущий, – повторил он со значением.
Плеснул в рюмки, выпил сразу, выдохнул громко.
– А пока что вы обычный эмэнэс… Мелкий, то есть простите – младший научный сотрудник… Н-да…
Теперь опьяневший Синицын смотрел на гостя уже с явной издевкой. Если не злобой.
– Хоть убей, не понимаю, чего я так испугался-то… – проговорил он медленно, сквозь зубы, словно сам с собой. – Если бы ты с Лубянки был, так не прятался бы, сразу удостоверением в морду ткнул… А чего я тогда на вокзал поперся, лебезил, ляжками тут перед тобой дрыгал? А? Не знаешь?
Трофимов понял, что надо сворачиваться.
– Никто ни перед кем не лебезил, вы ошибаетесь, Семен Лукич. Спасибо вам большое за прием, за помощь. Мне пора.
Он поднялся из-за стола, затолкал пакет с рукописью в саквояж.
– А я тебе скажу чего, – Синицын его будто не услышал. – Из-за бумажек этих чертовых… Не зря я перчатки надевал-то. И сердце тряслось как студень все эти дни, и гнусь всякая мерещилась. Давило, давило…
Он расстегнул пиджак, потер рукой грудь через рубашку.
– А все чтоб я, значит, костерок вдруг не разложил во дворике музейном…
– Ну при чем тут костерок, Семен Лукич? – Трофимов уже стоял возле двери, обернулся. – Это уже, простите, из области мифов. Так вы все тезисы моей кандидатской на корню загубите! – Он выдавил смешок. – Наш девиз: никакой
