посматривая в окно, сказал Гриша. – Они сплавляться решили, а чуть ниже порог. О нем они не знали. Плот в щепки – они под воду. А Лохов застрелился. Во время войны неподалеку от этого места натолкнулись на него. Рядом лежал заржавевший пистолет. Думали, что дезертир.
– Они даже не знали, что уже началась война, – ошеломленно сказал Сапрыкин.
– Да, не знали, – подтвердил Глухарев. Он взял кожаную папку, положил к себе в портфель. – Эти документы надо показать изыскателям, они тут трассу под железную дорогу ищут. Авось пригодится.
– Маме надо позвонить, – размазывая по щекам слезы, сказала Светлана. – Столько лет прошло. Столько лет!
Глухарев быстро глянул на сидевшего в углу Буркова, тот согласно кивнул головой.
– Надо, конечно. И Ченцова вызвать. У него это дело, надо думать, самое долгое.
Бурков поднялся и, тяжело ступая, пошел к Погодину. Было слышно, как тонко, словно жалуясь, скрипят под ним доски.
ОПЕКУН
В середине января, возвращаясь спецрейсом из Жиганска, мы сели на ночевку в Витиме. Я только разобрал постель, как пришел мой командир Алексей Добрецов и подал радиограмму: «Второму пилоту Осинцеву срочно вылететь на базу…» Я не поверил тому, что там было написано, начал читать снова, но неожиданно буквы пустились вскачь, до сознания дошло – умерла мать.
Некоторое время я смотрел на примолкшего Добрецова и, чувствуя, как покатились по щекам слезы, быстро вышел на улицу.
Ночью я не спал, сидел около окна, ждал утра. Сквозь обмерзшее, точно полынья, стекло виднелось серое бревенчатое здание аэропорта; дальше, на пригорке, желтым пятном проступал самолет. Видимость была плохая, метров двести – не больше.
Трое суток просидели мы в Витиме, аэропорты не работали. На четвертые долетели только до Усть-Орды, Иркутск нас не принял. Пришлось добираться на попутной машине. В город приехали под вечер. Шофер – добрая душа, ему было не по пути, но он сделал крюк, подвез меня до железнодорожного вокзала. До отхода пригородного поезда оставалось немного времени, я купил билет, присел на скамейку, посмотрел на снующих мимо людей и неожиданно поймал себя на мысли, что среди пожилых женщин невольно ищу знакомое лицо. Тогда я закрыл глаза и попытался представить, что радиограмма не мне, а кому-нибудь другому с такой же фамилией. Совсем недавно, перед рейсом, я получил от матери письмо: она писала, что немного прихворнула, и мне казалось, все обойдется, как это было уже не однажды. А вот сейчас не обошлось, и я почувствовал, как разошлась по телу заглушенная дорогой боль.
Почему все несчастья валятся на нашу семью, в чем мы виноваты? Сначала не стало отца, за месяц до рождения младшей, Наташки, задавило деревом на лесозаготовках. А вот теперь нет матери, а дома трое ребятишек, старшая из них, Вера, учится только в четвертом классе.
Вскоре захлопали двери, началась посадка в пригородный поезд. Натыкаясь на рюкзаки, перешагивая через ведра, корзины, я залез
