повиноваться. Тогда дух подняла руки и взмахнула ими. Меня моментально подбросило в воздух и поставило на ноги. Балансируя на кровати, я пыталась удержать очки, но они все же упали. А так как в комнате было сумеречно, разглядеть куда я не смогла. Теперь я стояла перед ней почти совершенно слепая.
– Подайте, пожалуйста, очки, – попросила я дрожащим от страха и беспомощности голосом.
– И не подумаю. Без них ты куда как интереснее. Раздевайся.
– Что? – выдохнула я, уставившись на яркое пятно, в которое превратилась для меня дух.
– Забыла, что ты плохо соображаешь, – выплюнула она.
Не знаю точно, что произошло дальше, только осталась я перед этой неживой стервой в чем мать родила. Наверное, опять какое-то колдовство ко мне применила.
– Вы извращенка? – пискнула я, пытаясь прикрыться руками и чувствуя, как все тело покрывается мурашками.
В комнате повисла тишина. Какая-то сила заставила меня вытянуть руки по швам. Стояла, ослепшая, ни жива ни мертва, окутанная замогильным холодом. По всей видимости, меня внимательно рассматривали. Утверждать ничего не могла, потому что окончательно отупела от стужи и страха. Когда дух заговорила, и холод отступил, я даже выдохнула с облегчением.
– Слишком худая, но что-то в тебе есть… Очки уродуют, но с этим мы разберемся…
Она разговаривала словно сама с собой. Я же мечтала об одном – поскорее перестать чувствовать себя подопытной мышкой.
– Можно мне одеться и найти очки? – с вызовом спросила я. К тому моменту мне уже плевать было, перед кем нахожусь. Унижение родило в душе злость, которая и придавала храбрости.
– Не спеши…
Если до этого я хоть светящееся пятно видела перед собой, то в следующий момент на мои глаза словно наложили повязку. Снова почувствовала запах ландышей, который отчетливо напомнил вчерашний банкет.
– Что про?..
Договорить я не успела, потому что онемела от изумления. Я видела даже лучше, чем до этого в очках, хоть их на мне сейчас и не было. В мельчайших подробностях могла рассмотреть женщину, стоящую передо мной, и даже при желании пересчитать ее гладко зачесанные волосы.
– Как ощущения? – равнодушно поинтересовалась она, не глядя на меня, о чем-то размышляя.
– Хорошо, спасибо!
– Не благодари! – вскинула она глаза, в которых уже снова разгоралась злоба. – Это не подарок! Ты должна быть привлекательной, а очки этому мешали.
– Привлекательной? Но зачем?
Я понимала все меньше. Она меня, ну или папу, за что-то ненавидит настолько, что хочет видеть меня красивой. Абсурд какой-то.
– Не напрягайся. Умнее не станешь, – скривилась она. – У тебя будет специальная роль, в спектакле, который станет для тебя последним.
Да у меня и первого еще не было, – хотела сыронизировать. Вовремя осмыслила, что ирония будет выглядеть, мягко говоря, не к месту. Со мной что-то собирались сделать, что, судя
