никаких газет в ту пору не было, а завести дружбу с соседями, которые боялись его как огня, отцу так и не удалось. Самое поразительное, что в этом отношении я оказался абсолютно прав: о моих успехах Хумха узнал много позже; говорят, именно это открытие его и доконало, но я, честно говоря, сомневаюсь. Избранный им образ жизни кого угодно мог загнать в могилу, отец еще на удивление долго продержался.
Вот если бы Хумха умер в ту пору, когда я жил рядом с ним, я бы счел обвинения в свой адрес более-менее справедливыми. Отношения наши день ото дня становились все хуже. Обычная история: отец полагал, что я недостаточно хорош для высокого звания его наследника, мне же казалось, что быть единственным сыном Магистра Хумхи Йоха – серьезное несчастье, что-то вроде неизлечимой болезни, и я был недоволен ничтожными размерами регулярных компенсаций. Мы умудрялись досаждать друг другу, почти не встречаясь, благо для ссор вполне достаточно Безмолвной речи, было бы желание.
В конце концов, Хумха решил, что никчемный бездельник вроде меня должен обладать более покладистым характером. Дескать, если от тебя нет никакой пользы, пусть хотя бы удовольствие будет. Теоретически это правильный подход. Проблема в том, что никчемным бездельником я отродясь не был, но кто ж виноват, что старик отец принял мое притворство за чистую монету. И решил немного мне помочь – превратить в симпатичного, обаятельного, приятного во всех отношениях господина. Конечно, простому горожанину, каким стремился стать Хумха, колдовать не к лицу, но чего не сделаешь ради блага своего ребенка. Родительская любовь – страшная сила, я всегда это говорю.
В один прекрасный день отец позвал меня на обед. Сколь бы напряженными не были наши отношения, я всегда с удовольствием принимал его приглашения к столу, потому что в кулинарном искусстве Хумхе не было равных. С детства приученный к наилучшему, я никак не мог привыкнуть к другой кухне. Это сейчас я способен наслаждаться разнообразием и прощать несовершенства, а в молодости полагал всех прочих поваров чуть ли не отравителями и использовал всякую возможность поесть отцовской стряпни – единственное мое пристрастие, которое Хумха всецело одобрял и поощрял.
Среди поданных к столу блюд было несколько незнакомых. Меня это не насторожило, отец любил экспериментировать и вечно придумывал что-нибудь новенькое. Даже когда густой суп с какими-то неведомыми травами оказал на меня воздействие, схожее с опьянением, я не почуял подвоха, а порадовался дополнительному удовольствию. Съел полную тарелку, откинулся на спинку кресла, наслаждаясь непривычным для меня благодушным настроением. Только когда Хумха принялся внимательно меня разглядывать, а потом одобрительно произнес: «Ну вот, совсем другое дело», – я смутно заподозрил неладное. Но поскольку чувствовал себя как нельзя лучше, суетиться не стал, спокойно завершил трапезу, поддерживая
