я прав, отец: ты неудержимо насаждал благонравие.
Уилл не мог сдержать смех.
– Что это значит?
– Томас не мог видеть язычника без того, чтобы не попытаться его обратить, пропащего, кому не попробовал бы помочь, грешника, которого не заставил бы раскаяться. Доброта, всегда Доброта – с прописной буквы. Аккуратно деля все человеческое бытие на черное и белое, мой отец считал, что, вооружившись своей несокрушимой верой, всегда сумеет найти различие.
Уилл почувствовал, как лифт слегка задрожал, еле заметно начиная сбавлять скорость.
– Неправильно то, мой дорогой мальчик, – сказал Франклин, отвечая на взгляд Уилла своим, сдержанным, но укоризненным, – что столь примитивная, упрощенная, детская, смею сказать, философия не учитывает все серое, все промежуточное, ту область, в которой люди действительно учатся думать самостоятельно и жить по собственным заповедям.
Лифт остановился, и панели перед Уиллом неслышно раздвинулись.
– Именно там происходит все самое интересное, – сказал Франклин.
– Где Уилл? – спросила Брук, едва войдя в номер.
Ник посмотрел на нее, оторвавшись от своих трехсот отжиманий.
– Снова ужинает со стариком Элиотом.
Ник вскочил, обтерся полотенцем, взбудораженный, потный, улыбаясь так, словно ничего не мог с собой поделать. Он и правда не мог. Брук, как всегда, не прилагая к тому ни малейших усилий, выглядела безупречно: одежда, аксессуары, прическа, немного косметики – все в ней казалось совершенством.
– Он проводит там ужасно много времени. – Брук поставила рюкзак на стул, взяла ежедневник и начала перелистывать его, рассеянно теребя прядь своих золотых волос. – А Аджай?
– Тоже еще на Крэге, работает допоздна, разбирает старые как их там… арьхивы.
– Ар-хивы, а не арь-хивы. Это тебе не «гарь» и не «ларь».
– Сама ты ларь, – сказал Ник, по-прежнему улыбаясь ей.
Брук покачала головой и рассмеялась, потом восторженно посмотрела на него:
– Какую бы программу тебе ни предложили, она творит чудеса с твоим телом. И совершенно не затрагивает мозг.
Ник развернул стул спинкой вперед и сел, положив подбородок на руки.
– Раз уж ты так вжилась в роль вожатой, не хочешь спросить, где Элиза?
– Спросить у тебя? Хорошо, спрашиваю. Пожалуйста, скажи.
– Понятия не имею, – сказал Ник, барабаня пальцами. – Зачем тебе вечно знать, где все?
Она бросила на него свой обычный терпеливо-раздраженный взгляд.
– Почему я не могу спросить о своих друзьях?
Потом взяла со стола черный телефон и нажала на единственную кнопку. Когда отозвался оператор, Брук попросила:
– Пожалуйста, отправьте на пейджер Элизе Моро просьбу позвонить мне.
– Какое сегодня число? – спросил Ник, когда она дала отбой.
