той, какой была чревата михианская ересь царя Константина VI, поэтому со свойственной святому отцу энергией и смелостью он дал отпор цезарепапистическим притязаниям императора. Речь святого отца, как острая стрела, пронзила сердце врага Православия. Император пришел в бешенство и изгнал всех из дворца, грозя иконопочитателям новыми бедствиями.
И действительно, едва патриарх и его синодия возвратились в свои обители, император через столичного епарха приказал, чтобы никто не смел вести друг с другом беседы об иконопочитании, не учил и вообще не говорил о вере, в противном же случае виновному грозило жестокое наказание. Требовали даже подписку об исполнении царского повеления. Но преп. Феодор с негодованием отверг нелепое распоряжение, так как вопросы веры всегда, а в данное время в особенности, имели для византийцев жизненный интерес. Православию от всеобщего молчания грозил двойной вред: из-за тайных действий противников и потому, что распоряжение исходило от власти, некомпетентной в делах веры и враждебно настроенной к законному предстоятелю Церкви патриарху Никифору. Поэтому преп. Феодор заявил, что предпочтет лишиться языка, чем отказаться от защиты православной веры[167]. Братству Студийского монастыря он объяснил, чем грозит Церкви иконоборчество, и увещевал иноков «до смерти и бичеваний защищать догмат православной веры». Преп. Феодор рассылал повсюду послания и письма и призывал православных не отступать от иконопочитания и всеми мерами противиться замыслам иконоборцев; игуменов и иноков византийских монастырей убеждал не принимать царского указа, запрещавшего заниматься вопросами веры, и с неослабной ревностью разъяснять народу истину иконопочитания; наконец, укреплял павшего духом патриарха Никифора, поощрял его к борьбе за святые иконы и помогал в апологетической деятельности. Словом, преп. Феодор сделался душою защитников иконопочитания, приобрел среди них непререкаемый авторитет, пользовался великим уважением патриарха Никифора, который за мудрость и благочестие предоставил святому отцу второе после себя место в соборе, или синоде, епископов (τά δευτάρια μετ αύτον άν τ συνδω των πισκόπων), постоянно заседавшем в патриархии[168].
Между тем император Лев Армянин решил подвергнуть репрессиям иконопочитателей. Суровые меры были направлены прежде всего против патриарха. Совершенно забыв о своем положении и значении в Церкви, царь лишил Никифора права заведовать патриархией, передав это дело светскому лицу – патрицию Фоме, запретил Никифору наблюдать за церковной проповедью в Константинополе и даже подверг домашнему аресту[169]. Наконец 20 марта 815 года царь, устроив самочинное сборище из послушных ему епископов, добился насильственного низложения патриарха с кафедры и распорядился заключить его в монастырь του Άγαμθυ (Доброго) на малоазийском берегу Босфора. Это обстоятельство послужило началом
См.: Vita A-В // PG. T. 99. Col. 184B-D; рус. пер.:
См.: Ibid. Col. 184D, 185A, 284D, 285A; рус. пер.: Там же. Т. 1. С. 146, 195.
См.:
