в стороны, из одной стороны в другую, перебивало, путало жизненные пути и даже без сопротивления собственной воли, а все человечество оно захватывало в свой неоглядный для одного человека поток!
– Павел Захарович, послушайте. – Это Юра с силой сжал мне руку на столе, и я прислушался тоже.
Такой был звук, как если бы у нас во дворе сперва негромко, а потом сильней затрещало дерево. Было похоже, что пропилили его сколько надо, не до конца, и теперь явно оно трещит, сейчас накренится и повалится сверху ствол. Потом мы услышали приглушенный от расстояния удар.
Глава четвертая
Пустые дворы, исчезновение Юры и моя жизнь
Правда, во двор мы не выбежали: мы, затаившись в подъезде, сперва со вниманием разглядывали в приоткрытую дверь, что творится у нас во дворе.
Там, однако, ничего не творилось. Дерево в самом деле лежало поперек двора, спиленное, но людей никаких не было. Луна светила очень яркая, и бурьян вдали, у самой свалки, возвышался высокий, как лес.
А справа, у переломанных, похожих на мосластые пальцы веток дерева, неподвижно на нас смотрела не то собака, не то непривычных размеров кошка: глаза ее светились углями из топки – под луной.
Но мы вышли все ж таки, шуганув непонятную собаку, и нагнулись над деревом.
– Старый спил, – даже не надевая очки, а ими пользуясь как лупой, разъяснил я и указал пальцем на высокий этот пень под окном.
Юра ошупал пень с торчащим толстым куском отщепившегося ствола и пожал плечами: пилили давно, это верно, но потом бросили, а сейчас сломал кто-либо почему-либо или что-либо еще случилось…
Тогда я снова внимательно оглядел двор.
Существо, которое было не кошкой, хотя и собакой с трудом его можно было назвать, стояло молча в четырех шагах, низенькое, широкое, на кривых ногах, глядело по-прежнему из темноты огненными прямо глазами.
– А ну пошел ты вон! – крикнул я, разъярившись, и замахнулся высоко костылем.
Но оно все равно не отскочило, а медленно оно повернулось и пошло дальше медленно к подворотне, иногда оглядываясь, остановившись надолго, то на меня, то на Юру. И я подумал, что это никакая уже не собака, оттого что ей так много, видимо, для собаки лет. Это тоже бывает, когда совсем старый человек даже обликом становится непохожим на людей.
– Погоди… – сказал я. – Юра, пошли за мной.
Мы с ним пересекли двор, потом переулок подальше от посольств и остановились у прохода между домами. Между домами грохотала там набережная, проскакивали грузовики и машины помельче, мелькали красными огнями на хвостах.
– Смотри, – указал я Юре. Здесь, слева, у трехэтажного дома, лежали все спиленные прежде деревья с нашего двора.
– Эх… – Юра вдруг плюнул и пошел от меня прочь.
Железная карусель, накренившись, вертелась правее, посреди пустой детской площадки и взвизгивала, как заржавленная машина.
