за нами. Но маленький отряд напал на твоего отца и его людей. Смертельный удар был почти мгновенным. Он не страдал. Он спас город.
Чжи посмотрела на лицо отца. Глубокие морщины. Шрам от потери большей части уха в битве много-много лет назад. Ей снова хотелось заплакать, но она сдерживала слезы. Она будет скорбеть в одиночестве.
– Мы будем чтить его память, – сказал командир. – Я лично позабочусь об организации его похорон.
– Спасибо, – сказала Чжи. – Он очень уважал вас.
– Мы с твоим отцом часто расходились во мнениях, но я знаю, что он любил наших людей и нашу землю.
Поклонившись, военачальник пошел проведать других раненых воинов, которые еще были живы.
Чжи наклонилась, положила руки на колени и поцеловала отца в лоб. Затем она сняла перчатку со скрытым клинком с его руки. Кто бы ни был причиной его гибели, убийце не сойдет это с рук. Она возвращалась в город, прижимая к груди эту перчатку, которая станет для нее святыней в их доме. Ее доме. В доме, в котором она теперь жила одна.
Но когда она добралась домой, ее уже ждали. Подходя к двери, она почувствовала, что ее ждал Кан. Чтобы понять это, ей даже не требовалось использовать Орлиное Зрение. Старый наставник ее отца вечно пах рыбой.
– Входи, – сказал он с другой стороны двери. – Нам нужно поговорить.
Чжи вошла и увидела, что он сидел на любимом стуле отца – низком, с высокой спинкой и круглыми ножками. Вид этого старика, который сидел на нем, скрестив ноги, взбесил ее.
– Мне не хочется разговаривать, – сказала она, стоя в дверном проеме.
– Если бы только твои чувства могли спасти наших людей, – протянул он. Свет лампы за его спиной отбрасывал тень на его угловатое лицо.
– Он умер из-за вас! – воскликнула она. – Вы приказали ему…
Кан как будто насмехался над ней.
– Ты действительно в это веришь? Поскольку я думаю, что Орда хана с радостью припишет себе честь его убийства.
Чжи хотела обвинить Кана и продолжала злиться на него, но она знала, что старик говорит правду. Оуэн осознал, что они в этом похожи. Когда его отец умер, он хотел хоть как-то обвинить своих дедушку и бабушку. Он злился, потому что они никогда не воспринимали его отца, никогда не считали его никем другим, кроме как хулиганом, с которым их дочь встречалась в старших классах. Но, в конце концов, Оуэн признал, что их вины в его смерти не было.
– Да войди же ты, Чжи, – сказал старик. – Ты же не можешь вечно стоять на пороге.
Она посмотрела на него. Единственным, что заставило ее войти, была любовь, которую ее отец испытывал к своему наставнику. Это была любовь, которую Чжи никогда не понимала, но из уважения к отцу она должна была по крайней мере выслушать Кана.
– Так вот, – сказал он, когда она села напротив него. – Во-первых, я должен поправить тебя. Я не приказывал твоему отцу идти к стене.
Чжи уставилась на него.
– Не приказывали?
– Нет. Я всегда
