даже какая-то важная для меня методическая составляющая: как барахтаться, как собирать себя из хаоса, как журчать и связывать. Еще подумала: кому-нибудь обязательно пригодится.
На чужом опыте нельзя научиться, но в нем всегда есть подсказки.
Путешествие в Книттлинген. Март 1992
Ощущение путешественника и театрального зрителя чем-то сродни: и тот, и другой временно вырваны из контекста привычной жизни, пространство и время предстают им обновленными и, в большей или меньшей степени, отстраненными, а потому их зрение и слух напряжены больше обычного. В Штуттгарте я оказалась путешественником, которого не оставляло ощущение театральности происходящего, и вот теперь не могу отделить театра от реальности.
Должно быть, торговать часами в Штуттгарте – дело малоприбыльное. Днем и ночью звонят колокола, отбивая целые, половины и четверти, делая жизнь музыкальной, делая время ощутимо слышимым, и, в то же время, проводя какую-то важную черту между городом с его звучным временем и всем остальным миром. Думаю об этом, сидя в машине г-на Веллера, который любезно согласился переместить меня из Штутгарта в Книттлинген, чтобы я могла посетить музей Фауста.
Представляю себе: через час с небольшим я в городе, где жил Фауст. Наверняка там сохранилось нечто, что прямо или намеком укажет на разгадку этой таинственной личности. Чего он хотел, что он такого совершил, чтобы остаться навсегда? Как вообще получается, что человек умирает, а от него остается эхо, которое звучит и звучит, отбивая целые, половины и четверти – вечно! В Книттлингене, наверное, тоже все время звонят колокола – иначе откуда такое звонкое название?
Мой спутник предлагает заехать в монастырь Святой Марии.
– Mit Vergnügen! Das ist gerade was für mich! C удовольствием, это как раз для меня!
Чего ищут люди в незнакомых местах, почему стремятся путешествовать? Когда-то я думала: ищут нового, экзотических ощущений. А теперь думаю: ищут свое потерянное детство, ищут забытой остроты переживания пространства, что, собственно, и дает истинное наслаждение. Или истинную боль? Старые гравюры, раскрашенные картинки в книжках моего детства, загадочные города на случайных открытках – вспоминаю собственное возбуждение и настойчивое желание раздвинуть рамку и увидеть скрытое продолжение пейзажа. Не потому ли дети рвут книжки с картинками?
Монастырь у подножия холма в окружении старых домов с темными, как у Дюрера, высокими крышами. Оказывается, в картинку из книжки можно въехать на машине. Солнце, весна, огромная старая липа. …И незачем было рвать страницу. Большие птицы парят над холмом – интересно, как им все это сверху? В черепичной крыше монастыря окна мансард – дюралевые переплеты современных пропорций. А я думала, только у нас в России, убого перелицовывают архитектуру. У кого это было: глупая марионетка рвет свои же нити?
Внутри, среди больших древних камней холодно, но это не просто дискомфорт – это важное ощущение
