были не иностранцами.
– Да черт с ним, с языком! – сдался наконец фон Шмидт. – Хотите убедить, что речь все же шла обо мне?!
– Следует предполагать.
– Какого же дьявола молчали?
– Не знал, как бы поделикатнее изложить.
Сраженный его идиотской наивностью, фон Шмидт поперхнулся.
– «Поделикатнее», говорите? – коротко, едко хохотнул он. – Считайте, гауптман, что вам это удалось. Но в таком случае меня интересует: если это германцы, да к тому же диверсанты, почему они не изберут иной способ избавиться от меня? Что им мешает? У меня ведь нет ни личной охраны, ни двойников-телохранителей. Какого черта они тянут, какую комедию разыгрывают?! – вдруг истерично взвился барон.
– С вашего позволения, я не буду пытаться отвечать на все эти вопросы. Уже хотя бы потому, что они тоже стреляют.
– Кто… стреляет?! – не понял фон Шмидт.
– Вопросы, которыми вы только что стали задаваться.
– Вот оно что! Вы уже и вопросов моих страшитесь.
– Вы тоже… должны страшиться их, барон, – мой вам совет.
Фон Шмидт вновь приблизился к окну и на какое-то время замер там, всматриваясь в лесистые вершины гор, одна из которых, освещенная лучами пока что не видимого для него солнца, напоминала медленно разгоравшийся костер. Барона всегда тянуло в места, которые казались далекими, недоступными и подвластными только неисправимым отшельникам. Именно в образе отшельника Шмидт и представал перед самим собой. Сейчас он видел себя восседавшим на склоне этой вершины, – оторванным от мира, всеми забытым, а потому спасенным.
– Поздно мне страшиться, гауптман, после всего прожитого и пережитого. И потом, это ведь уже не первая имитация покушения на меня.
– Имитация?! – изумленно переспросил начальник школы.
– Вы не ослышались, гауптман.
Сольнис недоверчиво ухмыльнулся и решительно покачал головой:
– Я бы не считал нынешний налет имитацией, господин оберштурмбаннфюрер. Стреляли, как видите, боевыми, и на поражение, подвергая при этом риску вас и себя.
– Вот именно: риску. Что вполне допустимо, но не более того. Весь тот сумбур, в который вылилась данная акция, позволяет усомниться в её боевом характере. Слишком много примитивной театральщины.
– И все же на имитацию нападения это не похоже, – с солдафонским упрямством возразил Сольнис.
С трудом оторвав взгляд от костра отшельника, Шмидт искоса взглянул на начальника унтер-офицерской школы. Хотел бы он знать, какое развитие событий подсказывает гауптману это яростное отрицание «имитации», и почему он так настойчив в своём убеждении? Набычившись, фон Шмидт решительно прошелся взад-вперед по осколкам битого стекла и остановился напротив Сольниса.
– Хорошо, будем считать, что нападение было, хоть и неудачным, но настоящим, без имитаций и театральщины. Мало ли неудачных нападений знала история этой войны? Остановимся только
