сердце лживое надо
Для того, чтоб писателем стать!
Будут почести, слава, награды,
Только знайте о чем вам писать.
Но иметь душу подлую надо
Для того, чтоб писателем стать!
Почему ж молодые не рады,
Или совесть успели пропить?
Для того, чтоб писателем надо…
Может лучше им вовсе не быть?
Может быть, и не надо стремиться,
Может быть, не вина тут – беда?
Если не был – зачем становиться,
Если был – ты им будешь всегда!
Мировые дела!
Приходил он с работы усталый,
Чаще пьяный, довольный собой,
И такие программы включал он,
Где вели наши с «духами» бой.
Где мелькали и Бовин, и Цветов,
Фесуненко и кто-то другой…
И был самый гуманный на свете,
Самый, самый советский наш строй!
И с похмелья читал он газеты,
Возмущался, приняв пятьсот грамм,
Что на нашей прекрасной планете
Неуютно живется рабам!
Возмущался он, выпив, и теми,
Кто еще поклонялся деньгам,
И программу включал потом «Время»,
В мире не было лучше программ!
И маячили Цветов, Мулюков,
Фесуненко и кто-то другой.
Обозвав благоверную сукой,
Снова пил он, довольный собой…
И кричал: «Да примите же меры!»
В красный рот опрокинув стакан:
«Приближаются красные кхмеры!»
А к нему приближался Иван…
Приближались другие соседи,
Конкуренты в забое «козла».
И опять продолжалась беседа,
Мировые решались дела…
Старый, мудрый, весёлый…
Старый, мудрый, веселый, ну где ты?
Я не вижу тебя много лет…
Красный кант, голубые штиблеты
И – алевший у сердца билет!
Знаешь, жить не охота мне нынче,
Помня голос участливый твой.
А сегодня я пьян необычно —
С непокрытой хожу головой!
С непокрытой хожу по погосту,
Где тобой убиенные спят,
По-партийному строгому ГОСТу,
Их в земле – нескончаемый ряд!
Голубеют, кончаются сроки,
Наших розовых призрачных лет.
Мне в глаза насмехаются строки
Черно-белых советских газет!
И меня молодой утешает —
Поднимает билет напоказ!
Но обложка его набухает
Кровью тех, кто придет после нас…
Пока
Пока
