по плечи, по грудь, в пояс, вознеслись и кони их, и вот они уже рядом – сотоварищи.
– Лепота-то какая! – сказал, улыбаясь, Данила-Венец.
– Лепота, – незнакомым баском откликнулся князь.
– Лепота, – согласно – Ивор с Лазарем.
Три дня тому позадь прибежал Венец к Игореву сельцу с Лазарем, послом от брата Всеволода.
После встречи с Ивором Игорь собрался в путь. Люба ему была та встреча, люб ему стал и сам Ивор. Ох как люб!
По слову, по душе оказались они братьями друг для друга. А того боле – родова. Ивор рассказал, что помнит о нём Любава и, паче, ждёт его. На крыльях воспарил юнош. Договорились с Ивором, что вместе идти им в путь до Дорогобича. А там – Ивор к Новгороду, а Игорь в Суздальскую землю.
В Новгороде жил Дмитр – отец Ивора, а с ним и Любава. Батюшка ждал сына к себе летом, как о том условлено было ранее, а теперь и с Игорем условились – Ивор скажет отцу о Любаве, а Игорь, побывав в суздальских весях, придёт к Новгороду со сватами.
Венец угодил в сельцо в самую пору. Верхуслава сердцем услышала намерения сына, он о своём сватовстве пока молчал, сказала:
– Сыне, коли не скоро возвратишься, так вот тебе моё благословение…
– На что, мама? – смутился, покраснел, минутою назад думал, сказать – не сказать ей о Любаве.
– Мужаешься ты, сыне. И может статься, что решишь суженую себе сватать – на то и благословляю.
Как просто, как разумно и чисто всё в её устах.
– Говорил я Мирославу боярину, когда со степи шли, что зашлю сватов по Любаву – внуку его. Ивор сказывал, ждёт она меня. Благослови, матушка…
Мать, перекрестившись, молвила:
– Тятя мечтал породниться с Мирославом. – И пошла к киоту за иконой.
С этой иконкой на груди и шёл в нынешний поход Игорь.
– Лепота, – повторил Ивор.
Из подгорья подошли и двое сопутников – паробцы Рядок с Садком.
На ночёвку пришли на Десну, в сельцо Уручье.
Утром, опять до восхода, по шоломной стороне Десны, где издревле сигает по яругам и ярам хорошо торёная долобка149, к Дебрянску.
А вечеряли уже в великом Брынском лесу мало не доходя до града.
Игорь остановил коня, прислушался. Шёл он опять впереди сотоварищей. Вечерело, солнце закатилось, омыв землю зарёю, и в мире воцарилась великая тишь. И только стук копыт не звонкий, заглушённый густым наволоком пыли, катился недолго по миру и увязал в безмолвии. Заникли ветры, затихли птицы, любой звук умер, и только сигнем по долобке мягкая конская поступь.
И вдруг словно позвал кто Игоря. Оклик этот понесло и усилило неосязаемым ветром, великий шум прошёл, ливнем пролился, но ни капельки не упало на пыльную долобку. А шум дождя все сильнее и сильнее, и вот валом валит вода – горою. Слушает Игорь и не верит ушам своим. По-прежнему пусто и синё небо, ни облачка по
Долобка – ездовая тропа, дорога.
