парень.
– Большую, крупную… – Верша подумал и добавил: – С красными плавниками.
– А какой в этом смысл? – спросил другой парень.
Вот ведь как завернул! Ни зачем, ни почему, а какой в этом смысл? Как будто в этой жизни вообще хоть в чем-то можно было обнаружить пусть хотя бы крупицу смысла. Даже до Исхода смысла не было ни в чем и нигде. А уж после него само по себе слово «смысл» утратило какую-либо конкретику и определенность. Нынче каждый мог понимать под ним все, что заблагорассудится. Вот, скажем, что имел в виду, говоря о смысле, парень со светящимися нитками в волосах?
Однако Верша тоже не особенно задумывался над проблемой поиска смысла, а потому ответил красиво и быстро:
– Мы к жертвоприношению готовимся.
Услыхав такое, оба случайных прохожих оживились. Со времен Исхода дикие, первобытные культы оттянули на себя большую часть оставшихся в городе душ. А попы, вместо того чтобы бороться, значит, за эти самые души людские, едва ли не первыми рванули из зачумленной Первопрестольной.
– Кому жертва-то?
– Знамо дело кому – Ктулху Великому! Да пребудет он вечно в славе и почестях!
– Так вы из Общества Ктулху!
– Мы из Гильдии чистильщиков! Йог твою Сатот!
Ребята в кожаных шортах настороженно переглянулись.
– А где рыба?
– Какая еще рыба? – не понял Верша.
– Ну, вы же рыбу будете в жертву приносить?..
– Рыбу сам жуй! – презрительно сплюнул Верша. – Ктулху только человеческие жертвы признает!.. Вот! Гляди! Начинается!
Лейтенант Ширшов выронил пневмошприц, прижал руку, в которую ввел сыворотку, к животу и согнулся в поясе, как будто у него началась кишечная колика. Лейтенант наклонялся все ниже, и в какой-то момент наблюдавшим за ним показалось, что он вот-вот уткнется лбом в асфальт. Но неожиданно тело лейтенанта распрямилось. Столь стремительно, как будто внутри у него сработала потайная пружина. Он откинулся назад, запрокинул голову, вскинул вверх сжатую в кулак руку с пульсирующими венами и закричал в темные, пустые и бесчувственные небеса. Это был странный, ни на что не похожий крик, без начала и конца, тянущийся на одной ноте и рвущийся, кажется, в бесконечность. Это был не крик безумца, чье тело разрывала на части боль – то был крик человека разумного, пришедшего в ужас от понимания того, что с ним еще только должно произойти.
Один из парней двумя пальцам взял приятеля за локоток, очень тихо прошептал:
– Пойдем отсюда.
И они начали осторожно пятиться, стараясь незаметно, неслышно отойти подальше. Уйти, раствориться во мраке. Они не понимали, что тут происходит, между фургоном с зеленым крестом и бронированным патрульным джипом, но, черт возьми, они точно знали, что не хотят принимать в этом участия!
Верша приметил, что ребята решили потихонечку убраться от чужих грешков подальше. Но ему сейчас было не до них. Начиналось действие, в котором ему была отведена едва ли не самая главная роль.
Крик
