с трудом передвигал ноги.
«Аладдин» начинался с фойе с гардеробом в углу. Дальше шел бар, за стойкой которого находилась миловидная девица в униформе. Из бара посетители попадали в зал. Все стекла в нем были наглухо задрапированы не пропускающей свет прорезиненной материей, отчего внутри невозможно было распознать, какое время суток на улице. Уловка Миши, впрочем, древняя, как сам мир, – посетители теряли чувство времени и засиживались в «Аладдине» дольше, чем планировали. Четверть зала занимала сцена, декорированная под сад. В нем было много всяких стекляшек, блестяшек и всевозможных украшений из папье-маше в виде птичек, развешанных по деревьям, а с потолка свисал серебристый полумесяц. Остальные три четверти зала были заставлены прямоугольными, крытыми малиновым сукном столами со стоявшими на них лампами с абажурами. Кроме настольных ламп, свет давали развешанные елочные гирлянды, а обклеенный осколками зеркала шар с направленным на него прожектором создавал иллюзию звездного неба. А в общем и целом кафе «Аладдин» с его мишурным блеском напоминало смесь ярмарочного балагана с планетарием.
Посетителей в этот час в зале не было, однако неизвестно для кого гремела музыка.
Рядом со сценой стоял невысокий плотный мужчина кавказской наружности, одетый в спортивный костюм. Мощная, накачанная шея и сломанные уши выдавали в нем бывшего борца. Он отчитывал стоявшего на возвышении хрупкого парнишку с еще по-детски нежным лицом.
– Сколько тебе раз, придурку, говорить, чтобы не гонял целый день один и тот же диск! – орал мужчина, держа на отлете руку с таким видом, будто собирался отвесить парню оплеуху. – Или ты не понимаешь ни хера?! Если ты такой тупой, то убирайся к гребаной матери из кафе на улицу машины мыть! Ты понял меня, идиот?!.
Бледный как полотно парень, испуганно заморгав, кивнул:
– Понял, дядя Миша, понял.
– И сделай эту долбаную музыку потише, урод! – рявкнул мужчина. – Почему я должен перекрикивать ее?!.
Парнишка метнулся к стоявшему в углу сцены усилителю, и гремевшая музыка зазвучала тише.
– Как Карабас-Барабас в своем театре кукол, – негромко сказал капитану майор и, повысив голос, позвал: – Миша!
Хозяин заведения обернулся к стоявшим у входа людям всем корпусом, ибо не мог поворачивать шею, так как на ней был фурункул, заклеенный полоской широкого лейкопластыря. Он раскинул руки и с видом радушного хозяина направился к гостям.
– Товарищ майор! Товарищ капитан! – заговорил он издали. – Опять к нам?! Ну проходите, проходите! – и, оправдываясь за хамское поведение с парнишкой, слегка смущенно сказал: – Да вот два дня не было меня, пацаны и распустились. Воспитывать приходится… Чем могу помочь?
Майор кивнул на Привольнова:
– Да «выводка» у нас сегодня по плану. Привезли место преступления показать. В комнате ничего не трогали?
– Нет, как можно! – Миша наконец-то удостоил взглядом Жорика. – Ну что, подлюка,
