ведь приказ задерживать всякого подозрительного…
– Задержишь такую! – фыркнул старшина. – И по какому поводу?
– Так ведь приказ… и подорожная…
– Малыш, таких типов без подорожной в день бывает половина. И потом, сказала она правду, уж это я отличить умею, – довольно усмехнулся Регар, рассевшись в караулке. – При первой же возможности она отправится дальше.
– И все равно… – упрямился молодой писарь.
– Э, да ты, вижу я, ничего не знаешь о хальдах? Скажу тебе, не стоит с ними связываться, особенно с теми, кому так припекло, что они путь напрямую через Степь сократить решили… целее будешь. Знаешь, какие они нервные?
– Дядька Регар, расскажи… – подтянулись остальные стражники.
– Эх, молодость, – только и вздохнул он.
Старшина Данварра служил на восточных воротах десять лет, и успешно, а потому что и сам на четверть был хальдом и кожей чувствовал надвигающиеся неприятности. Проехавшая в эти ворота Мастер представляла такой запутанный клубок… змей, что даже бывалый страж почел за лучшее отправить ее подальше. Не хотелось нарываться на ссору с участием хальда, хальда и… богов.
Я медленно пробиралась по узким улицам к портовым кварталам. Восточные ворота выбраны были мною еще и потому, что от них ближе к порту. К порту контрабандистов и пиратов, чей промысел практически узаконен корсарскими патентами свободного города. И путь этот ведет через обитель бедноты, избегая дворцов, парков высокородной публики и особнячков-крепостей успешных купцов, которые теснились вокруг резиденции светлого князя-наместника, и набережной с официальными причалами. Наместник, светлый князь, кстати, из хейхольтской знати. Потому что город официально принадлежит лежащему за проливом королевству. И именно король Хейхольта назначает их сюда. Чаще всего в наказание. Уже десять лет над городом успешно властвует род Рыси, который сослан сюда за вольность и гордыню и вовсе не рвется обратно, за пролив.
Город ничуть не изменился. Все те же мрачные узкие улочки с нависающими верхними этажами. Сточные канавы и колодцы, забранные прочными решетками. Редкие фонари, смердящие рыбой, освещали темные, влажные стены и толстые ставни на всех окнах, уже плотно закрытые. Над головой нависали тряпки, растянутые на веревках поперек улиц. Иногда приходилось пригибаться, чтобы мерзкое, похожее на плетение неумелого паука тряпье не коснулось лица. Редкие прохожие, морща носы, спешили посередине улицы, желая оказаться в безопасном и уютном доме раньше, чем померкнет последний луч света. А в подворотнях уже копошились обитатели ночных улиц – нищие и воры, убийцы и проститутки, отверженные и изгнанные. Или кто похуже…
Равнодушно скользя взглядом по лицам встречных прохожих, я видела бледную, нездоровую кожу, потухшие глаза, угнетенные проблемами души. Лоточник с полупустым лотком спешит домой, парочка рисковых бретеров, прикрывшись широкими шляпами, поджидают случайную жертву. Лошадь все замедляла и замедляла ход. Мы посторонились, пропуская
