Но не потому, что ему было жаль. Не потому, что он не знал, как пощадить мои чувства. Он просто устал повторять это вновь и вновь. Оттягивая этот момент. Убеждая себя несчетное множество раз, что так будет лучше для нас обоих. Уже зная, что лучше будет лишь для него одного.
– Тогда я хочу остаться. – Мой тон был неприятен мне самой. Я готова была рыдать, рвать на себе волосы, прижиматься к его коленям, умоляя оставить все так, как это было еще несколько минут назад.
– Это единственное, чего ты не можешь сделать. Потому что я больше не люблю тебя. – Я ошибалась. Ему не было жаль. Этот разговор был просто необходимостью, которая позволила бы ему считать, что он поступил со мной порядочно.
И я еще крепче сжала зубы, не давая воле слезам. Удерживаясь, чтобы не завыть от тоски, Моя душа, которая раньше принадлежала ему, разрывалась на части.
А ведь мне всего-то и надо было – посмотреть правде в глаза. И понять то, что я уже давно знала: он лжет.
Я видела это в его взгляде, которым он смотрел мимо меня. Я ощущала это в его прикосновениях.
И я верила. Даже сейчас я все еще верила ему.
Странный сон. Как наяву. С такой реальностью ощущений, что хотелось не просто проснуться, а бежать. Бежать, пока сердце не остановится от нахлынувших чувств, от дрожи утомленных мышц, от нехватки воздуха, камнем вставшего в горле. Потому что эти события моего далекого прошлого, словно они происходили здесь и сейчас, заставляли сомневаться. Сомневаться во всем, что я видела и чувствовала.
Но я продолжала повторять себе снова и снова: это сон, мне все это просто снится. Наблюдая за тем, как он все дальше и дальше уходит по накрытой сумраком позднего вечера аллее…
Аллее…
– …Я должен убить тебя.
Я помню, что подумала тогда: «Какая впечатляющая причина для знакомства». Вглядываясь в холодные, темно-серые глаза самого красивого мужчины, о котором я могла только мечтать.
Но он не шутил. И кинжал, лезвие которого было увито узором из виноградных листьев, устремился к моему сердцу.
«Можешь называть меня Олейор».
– Олейор.
«Ты… мне… нужна. И ты будешь жить до тех пор, пока это так».
И голос. В котором слышится одновременно и журчание воды, и перекатываемые ею камни…
– Олейор. – Как стон с искусанных губ. Как вздох, когда грудь сжимается от тяжести прошлого.
– Я не могу, Олейор. Она растворяется в иллюзии, уходит все глубже.
И резкий голос. Знакомый. Слышанный много раз. Много раз заставлявший, преодолевая саму себя со словами: «Я смогу, я сделаю», – идти вперед.
В ответ:
– Я не спрашиваю тебя, можешь ты или нет. Ты должен, Риган. Слышишь! Ты должен.
«Я принимаю тебя в свое сердце, как принимают вечность».
И все, кто стоит рядом с алтарем, преклоняют колени и опускают
