В ночной тишине заливисто кричали сверчки.
– Полин… Я никогда не говорил тебе… Люблю я тебя до боли в груди. И никто мне больше не нужен. Поверь и прости.
– Не кури в дом, дым сюда несёт. Ребёнок у нас.
Затушив сигарету об угол окна, он вернулся в кровать. Посопев немного на своём краю, он шумно придвинулся к ней и обнял. Полина не сопротивлялась, не было сил.
– Что дитё? Оно не виновато, что родилось. Пусть растёт, – Мишка вздохнул и повернул её к себе. – Давай помиримся. И всё. Жить будем. Я сдохну без тебя.
Как Варька услышала об их ссоре с Мишкой, она не знала. Может Мишка сам сказал. Только по утру, проводив корову в стадо, Варька прибежала к ней огородами и взмолилась:
– Полина, родненькая моя… Ну, прости его. Он ведь сам пришел, слова сказать не может – такой пьяный. Говорит, что разругался с тобой. Говорит – пойдешь за меня замуж. Я и растерялась.
– Так растерялась, что в постель затащила? Варь, ты не прибежала ко мне, не стала мирить нас. Ты просто воспользовалась пьяным мужиком. Ты довела всё до ребёнка. Зачем? В надежде, что он к тебе вернётся? Так забери его, если сможешь.
– А за кого мне замуж идти? – теперь уже зло спросила Варька. – За Ваську долговязого? Или за Костю, который мне по пуп?
– А при чём здесь Мишка мой? Или мужика в нём почуяла? Так забирай! Штаны вынести?
– А это он сам пусть решает. Поровну мы с тобой, у обоих его сыновья.
– Ах, поровну? – Полина зло взглянула на вошедшего в калитку мужа. – Пошла вон отсюда. И чтобы ноги твоей больше в этом доме не было.
– Зачем ты, Варька, пришла? Мы сами решим свои семейные дела. Иди, – Мишка почти на руках занёс разгневанную Полину в дом и закрыл двери.
– А ты? Как ты мог? – прошипела Полина в воспалённые от бессонной ночи Мишкины глаза. – Как? Зачем она прибежала виниться?
И она в отчаянии стала хлестать его по щекам, бить кулаками в грудь. А он стоял перед ней и не сопротивлялся. Позволив ей выпустить пар, Мишка сгрёб её, обессилившую и повисшую у него на руках, и усадил на кровать.
– Всё, Миша. Не могу больше. Уходи, дай мне покоя.
– А разве со мной ты беспокойно жила? Я же ни разу тебя не обидел. Ничем.
– Это ли не обида – дитё на стороне.
– Не руби по живому. Тут, – Мишка постучал по груди кулаком, – и так рубцов хватает.
В доме повисло тяжёлое молчание: Полина думала о своём, Мишка – о своём. И только небольшие часики на стене монотонно и мирно отстукивали им время.
– Ну, чего молчать-то? Крайнее твоё слово. Будем жить дальше?
– Миша, – Полина поперхнулась от невысказанных слов. – Как я теперь с тобой жить буду?
– Вчера же жили, спали вместе. Вроде хорошо всё решилось. Что сегодня-то случилось?
– А всё… Перегорела я, Миша. Вчера ещё бушевало во мне, а сегодня пустая.
– Я
