Забыл?
– Я что-то не очень вас понимаю. Кто, пытался меня ограбить?
– Иван. Ты, что совсем идиот, что ли? В общем, давай так, – доверительно склонился капитан к парню, – Ты мне сейчас быстренько пишешь заявление о том, что он пытался тебя, там, в лесу, ограбить и беги со своим малышом на электричку. Если нет, то я оформляю на тебя дело за покушение на убийство, и, ты, отправляешься ночевать в камеру. Как тебе такая перспективка? Давай, соображай быстрее. Поезд тебя ждать не будет. Ну, что? Будешь писать заявление?
– А нельзя сделать так, чтобы ни у кого, ни к кому не было бы никаких претензий, – одарил торговец блюстителя порядка обаятельной своей улыбкой, – Лично у меня к нему нет никаких претензий.
– Нельзя. Или, ты, пишешь или пишу я. Понял? Время пошло. У тебя три минуты на размышление. Вот бумага, вот ручка. А пока, ты, думаешь, я буду составлять протокол задержания. Посмотрим, кто из нас первым закончит свою писанину. Если ты, протокол твой. Если я – то можешь засунуть себе свое заявление… ну, ты, знаешь куда. Так что, давай. Думай, – заключил участковый и достал из своей кожаной папки второй листок, отпечатанный типографским способом и озаглавленный весьма страшно «Протокол предварительного задержания».
– Погодите писать, – остановил его Николай, – Не надо. Давайте все-таки договоримся. Разве мы не можем с вами договориться? Мы же разумные люди. Так ведь? Значит, мы всегда можем с вами договориться. Там же, в лесу, ничего невозможно было понять. Что, вы, могли видеть? Только то, как я сидел на нём сверху. И всё. Это же ничего не значит.
– Не будем мы ни о чем договариваться. Я тебе всё сказал. Дальше, решай сам. «На договариваться», у меня времени нет. Мне через пять минут нужно ехать. С тобой или без тебя. Понял? – капитан вынул из своей папки вторую авторучку, – Будешь писать?
– А если этот на меня потом заяву накатает? Что я его того? Избивал? Тогда что? – поделился своими опасениями торговец.
– Не накатает. Не бойся. А накатает, так, кто ему поверит? Ему всё одно – крышка. Видал, какой ворюга оказался. С ним кончено. Он спалился, – с глубоким сожалением молвил Михалыч и, не обращая больше внимания на собеседника, стал медленно выводить на длинных черных строчках большие, круглые буквы, – Ну, что завис? – глянул буравчиками черных глаз на нерешительного Николая, – Пиши, давай.
«Вот, блин, попал, – пронеслось у того в мозгу, – Этот точно засадит меня за решетку. На ровном месте. Можно сказать, ни за что. И что делать? Надо же что-то делать. Надо же как-то его остановить. Наехал на меня, как бульдозер. Заяву пиши. А что я ему напишу? Одна лажа кругом. Что писать? Но надо же что-то писать. Писать, или не писать? Если не писать, то… он точно меня засадит. Во, как застрочил. А мне что писать? То чего не было или то, что могло быть? Да, кто я ему такой! Да, пошёл он к чертовой матери, чтобы из-за него так париться. Я из-за него все кроссовки в дерьме вымазал. Они сколько денег стоят? Ты их ещё достань, побегай! Теперь босиком по земле шлепаю. В белых носках. Как дурак. Да, за одно это, его на месте убить надо. Что это, если не грабеж,
