Она поспешно опустила взгляд, боясь выдать себя, но все-таки оказалась недостаточно проворной, так как его глаза загорелись любопытством.
– Янки убеждены, что у меня будет завидное завещание. Мое финансовое состояние в настоящее время является предметом повышенного интереса. Меня каждый день таскают на какие-то следственные комиссии и задают вопросы один глупее другого. Ходят упорные слухи, будто именно я прикарманил мифическое золото Конфедерации.
– А-а-а… разве это не так?
– В суде это назвали бы «наводящим вопросом». Вы не хуже меня знаете, что Конфедерация выпускала бумажные банкноты, а не чеканила монеты.
– Тогда откуда же у вас все эти деньги? Заработали на спекуляции? Тетушка Питтипэт сказала, что…
– Да вы и впрямь явились сюда допрашивать меня!
Черт бы его побрал! Ну конечно же, эти деньги у него. Скарлетт так разволновалась, что ей трудно стало придерживаться прежнего нежного тона.
– Ретт, мне так жаль, что вас держат здесь. Неужели нет никакой возможности выбраться отсюда?
– Мой девиз – «Nihil desperandum»[1].
– И что это означает?
– Это значит «может быть», моя очаровательная невежда.
Она кокетливо взмахнула черными густыми ресницами, чтобы бросить на него взгляд исподлобья, и так же кокетливо опустила их.
– Им не удастся повесить вас, вы их непременно перехитрите! Я просто уверена: вы что-нибудь придумаете и выберетесь отсюда! А когда вы выберетесь…
– И что же будет, когда я выберусь? – тихо спросил он, наклонившись еще ближе.
– Тогда я… – Скарлетт изобразила прелестное девичье замешательство и даже сумела покраснеть. Последнее далось ей без труда: у нее перехватило дыхание, а сердце отчаянно заколотилось. – Ретт, я очень сожалею о… о том, что наговорила вам той ночью… ну, вы помните… у Раф-энд-Реди. Я была… я так была напугана и расстроена, а вы были так… так… – Она посмотрела вниз и увидела, как его смуглая рука сжимает ее руку. – Я тогда подумала… что никогда, ни за что на свете не прощу вас! Но вчера, когда я услышала от тети Питти, что вы… что вас могут повесить… я вдруг… я… – Она заглянула ему в глаза и вложила в свой умоляющий взгляд все страдание разбитого сердца. – О, Ретт, я умру, если они вас повесят! Я этого не вынесу! Знаете, я…
Она опустила глаза, не в силах больше выносить его взгляд, полыхающий огнем.
«Еще минута, и я заплачу, – подумала Скарлетт, поражаясь себе самой и чувствуя, как ее захлестывает неподдельное волнение. – Может, стоит дать себе волю и заплакать? Может, тогда все будет выглядеть более естественно?»
– Господи боже, Скарлетт, – быстро заговорил Ретт, – неужели вы хотите сказать, что вы…
Он так сильно сжал ее руки, что ей стало больно.
Скарлетт крепко зажмурилась, пытаясь выдавить слезу, но при этом не забыла повернуться так, чтобы он без труда смог ее поцеловать. Ну вот, сейчас его губы прижмутся к ее губам, требовательные, настойчивые губы, которые она вдруг так живо вспомнила,
Никогда не отчаивайся (
